Этот материал размещён в газете "Быть добру". Вы можете оформить подписку на печатный вариант газеты. Подписаться…
О-о-ох, тяжела и многотрудна жизнь нового помещика. Только представьте: вставать не как нормальные люди в шесть утра по будильнику, а как был в постели — голый и босой, лишь мимоходом прихватив из корзинки на кухне лежавшее там свежее яблочко. На улице, как я уже сказал, солнышко, тоже, стало быть, голое и босое, и ему не легко. А на траве роса блестит — ХОЛОДНАЯ! Бегом по ней целых двенадцать метров до пруда. Бултых!!! А вода, как обычно, тёплая, словно то самое молоко, и до неприличия прозрачная. Ну всё-всё видать! Пока проплывёшь туда-сюда почти сто метров, чего доброго, и проснёшься, и согреешься. А на берегу, прямо у воды растёт земляника — хочешь, подплывай да ешь, да неохота, да и кого сейчас земляникой какой-то удивишь. В любом супермаркете даже зимой есть. Ну ладно, всё-таки собираю две пригоршни — детишек угостить. Вылезаю, отряхиваюсь, и только собираюсь посидеть на любимой лавочке у пруда, как не менее любимая жена зовёт из окна гостиной: «Милый, завтрак готов!». Ну, кому такое понравится???
А после завтрака идём с супругой по поместью — оценить виды на урожай. То у яблоньки постоим, то у вишенки, а то и на огород сходим на картошку поглядеть. Только чего на неё глядеть-то. Ботва, она и в колхозе высокая! Только вот в отличие от колхоза заняться нам, помещикам нечем. Ну сами подумайте. Картошку мы не сажали. А лишь на землю положили, да соломой прикрыли. Она и давай расти. Поливать не надо — влажность-то под соломой всегда высокая, окучивать тоже не надо — картошка-то не в земле и совсем не понятно, куда помещику податься. Ну разве что к осени урожай собирать надо, так ведь и то копать не придётся: знай за ботву дёргай — картошка из-под соломы сама и выкатывается. Да ещё и чистая, будто мытая. А детишки её в вёдра и тазики собирают, только подноси. Таким макаром и лопата, глядишь, совсем заржавеет. Вот и приходится нам, помещикам новым, разные занятия себе на лето выдумывать, дабы от безделия разнузданного отвлечься. Один музыку играть наловчился, другой на лисапете цельный день катается и детишек катает, а иной кто в лес на весь день по грибы да по ягоды отправился. Хотя грибов этих с ягодами и на поместьях не переводится, да всё сплошь подберёзовики. Да и не берём их уже — разве самые маленькие, ну на жарёху.
А который музыку играет — так у него ловко получается. То на гитаре сбренькает, то на гармошке губной, а тут и к гуселькам приловчился. И музык разных знает — ну не счесть. А другой на мудрёном струменте играть выучился — на варгане. Знаете что это? Железку такую пружинную зубами зажимает, и ну её пальцем дёргать. Она вибрирует, а он то щёки надует, то лицо растянет, ну будто морды корчит, и звук такой получается, как у чукчей на севере — пианина, в кустах, как и положено такому струменту, дерюжкой прикрыта, чтоб солнышком не напекло, стоит, меня дожидается. Или дочку. Она у меня мастерица чёрно-белые дощечки в разных комбинациях понажимать. Да и я уже не хуже этого заокеанского, как его бишь, во, вспомнил — Оскара Питерсона — могу. Могу-могу. Вот сосед придёт, на гитаре подыграет, мы вам вместе джазовый вечер устроим! А вот и вечер подкрался. Сегодня же суббота. Вот, накаркал. Раз суббота, стало быть, будем опять до полуночи у костра на общей поляне песни петь да хороводы водить. Ну куда это годится?! Придётся самому пианину тащить. Да она небольшая у меня — электронная. А потом тьма придёт, да звёзд на небе высыпет от горизонта до горизонта, как чёрный бархат брильянтиками... Ну и как, позвольте спросить, в этакой темнотище домой двести метров добираться, да ещё с пианиной? Ну пианину, положим, можно и здесь оставить, никто не возьмёт, а самому-то как? Вот то-то. А ещё на ночь купаться надо, в тёмную воду нырять. Только по отражению звёзд и пруд-то нашёл. А то ежели без звёзд, как разбежишься, ещё подпрыгнешь и ба-бах! А там не пруд, а дерево. Тут же звёзды и появятся! Ну, с божьей помощью, не промахнулся, и в пруд попал, а вода опять тёплая, ну что с ней, с такой, делать? Вылез, отряхнулся, и отправился к супруге любимой — баиньки.
Теперь ты согласишься со мной, мой читатель, что немыслимо трудна жизнь наша.