Добавить статью Беседы практиков

 

«Здравствуйте, уважаемая редакция! Мы с друзьями читаем вашу газету с первого номера. Во многих письмах и материалах мы узнавали себя: свои сомнения и находки, разочарования и новые взлёты. Я веду дневник и все наши беседы записывал. В конце года у нас родилась идея отправить вам текст этих бесед, если газета будет выходить в 2004 году. Получив первый новогодний номер, я, выполняя наше намерение, отправляю эти листки. Вы можете использовать текст по своему усмотрению в ваших изданиях. И если вы напечатаете этот текст в вашей газете, может быть, у читателей появится желание высказать своё мнение, будем очень рады продолжить этот диалог на страницах вашей газеты.

Александр, Станислав, Евдокия и Павел».

 

Александр. Привет честной компании. О чём речь держите?

Станислав. Да вот, Евдокия пытается нас уговорить организовать родовое поселение.

Александр. А разве вы его уже не организовали? Вы же живёте в своей деревне по всем правилам жанра, так сказать.

Евдокия. При чём тут деревня, поселение и организация? Я говорила совсем о другом. Посмотрите на газету. Она странная, новая и совсем не газета – просто нет другой формы, пока. Люди идут тем же путём, что и мы, наступают на те же грабли.

Павел. Они наступают на СВОИ грабли.

Александр. Замечательно, мы будем спасать мир? Писать листовки, летать и разбрасывать: «Ходи сюда. Туда не ходи».

Станислав. Может быть, ты это и хочешь сделать, Ева.

Евдокия. Не называй меня так.

Александр. Ты же знаешь, он всех женщин так называет после первого знакомства, ибо всех вас считает прародительницами. Не кипятись.

Павел. Наши воплощённые мечты и счастливо обустроенные жизненные пространства действительно могут дать основание говорить, что мы построили свои родовые поместья. Причём, идеально. Но именно это и даёт также основание говорить нам о том, что те пути, которые выбирают многие из строящих сегодня, никогда не приведут их туда. Сегодня изменились мы сами.

Евдокия. Вы помните, мы начинали так же, как многие, которые сегодня пишут письма в газету. Мы так же обкладывались литературой по растениям, ходили на разные курсы от пчеловодства до ландшафтного дизайна, приобретали плоскорезы Фокина и делали умные грядки по Курдюмову. Вы помните, мы всё это делали.

Александр. Да, это точно. Если бы дипломы давали по количеству прочитанных знаков, то у нас у каждого было бы уже по паре погонных метров высшего образования.

Станислав. Да, мы делали, но ведь мы не останавливались на этом. Мы всегда оставляли двери своего сердца открытыми, мы всегда слушали его подсказки и ответы. Главное – мы не останавливались.

Александр. Вспомни, Ева, наши руки ещё отделывали дома, а сердца уже осмысливали промежуточность данного этапа. Мы уже обсуждали, что это не те дома, которые нам нужны. Ты помнишь, как Ольга чуть не развелась с Павлом, не успевая за нашими перестройками?

Павел. И ещё мы постоянно выбирали. В каждой конкретной ситуации мы выбирали радость и счастье. Ты помнишь, как вначале нам было трудно выбрать что-либо хорошее и для себя. Помнишь, как мы спорили об эгоизме и индивидуальности, как нам было трудно помочь себе перейти через дорогу вместо той старушки, которой мы вприпрыжку бежали все помогать. Именно поэтому сегодня ты можешь ощутить тупиковость путей других людей, ибо несколько лет назад ты позволила себе услышать себя и отнестись к себе по-человечески.

Евдокия. Но сегодня мне хочется рассказать всем о том, чего мы достигли, вернее, о результатах нашего выбора...

Александр. «Направо пойдёшь – коня потеряешь, прямо пойдёшь»...

Евдокия. Да, это именно так.

Станислав. Давай создадим ещё один центр и ещё одну методику по спасению человеков. Ведь мы пришли сюда сегодня именно потому, что мы шли. Каждый день, каждую минуту мы смотрели в определённую сторону. Сотни практик учат этому. Все религии мира говорят о Боге, счастье и царстве небесном, которое внутри нас. Что мы можем прибавить к этому?

Александр. Ты знаешь, наверное, многое или ничего, но это не важно. Ева права, изменившись, нам хочется отдать этот свет, который мы нашли внутри себя, выпустить его. Когда-то мы поделились этим светом друг с другом и сегодня мы поняли, что несколько человек могут чувствовать себя одним целым и одновременно совершенно свободными. Это фантастический опыт силы, который нужно только пережить, агитировать здесь бесполезно.

Евдокия. Теперь представляешь, если это единство распространится на многих людей? Представляешь, как изменится окружающее жизненное пространство! И это без борьбы, без подтасовок, просто выбором каждого.

Станислав. Можно рассказывать конкретные ситуации, конкретно сделанные шаги в них. Это поможет многим перенастроить себя, свои установки. Отследить, почему они поступают именно так, а не иначе. Может быть, им захочется выбрать иное, и другим будет результат.

Александр. Это уже было. Наверняка те, кто ищет, читали... Сейчас мы им предлагаем то же.

Евдокия. И да, и нет. Ты же знаешь, истина, знание, информация едина. Это не может принадлежать никому. Есть только разные срезы, угол зрения. Предложив людям свой взгляд плюс воплощение, мы сделаем свой выбор на глазах у них...

Александр. «Ап-п-п, и тигры у ног моих сели...».

Евдокия. Ну, вы-то покруче тигров будете.

Станислав. Старик, как ты прав, называя всех женщин Евами. Вот только она нас по шёрстке чуть-чуть, и делай с нами что хошь. Какая чудесная штука жизнь.

Павел. Ева, я хочу себя чувствовать бабочкой, порхающей возле вашей шляпки.

Евдокия. Та-а-а-ак, опять кис-кис заело. Идёмте пить чай, а то человечество так и не увидит своих спасителей.

Александр. Чай – это ты здорово вспомнила. Я принёс свежего мёда в сотах.

Станислав. Так с чего вы предлагаете начать рассказ о наших путях в радость?

Александр. Предлагаю полувековой младенческий период нашей жизни «как у всех» опустить и сразу приступить к посадке забора в своём родовом поместье.

Станислав. Хорошо, мы про свои канавы отчитаемся, а вот как ты будешь выруливать, объяснить свою жизнь в бетонных джунглях?

Евдокия. Да-да, и про Еву во множественном числе.

Павел. И ещё не забудь описать опыт приумножения капитала на фоне просветлённой трансформации сознания.

Александр. Вот так всегда. Все на одного. Вы же говорили, что будете рассказывать, как надо жить по принципу «все за одного». Набросились на одинокого рыцаря света. Вот что я вам скажу, Други: «Я одна из ваших граней. Я часть вас, реализованная в этом пространстве во мне. Соприкасаясь и соединяясь со мной, вы можете почерпнуть переживаемый мною опыт, не проживая его. Готовенький. На блюдечке с голубой каёмочкой...».

Евдокия. Пожалуйста, с места о «ГОЛУБОЙ каёмочке» поподробнее.

Александр. Эх, Ева, Ева. Женщина даёт жизнь, она же может вмиг её и уничтожить.

Павел. Ладно, не тушуйся, мы тебя, по твоему же принципу, своей сермяжностью и поддержим. Не дадим, так сказать, пропасть такому важному источнику опыта.

Александр. Вот вы смеётесь, а я, между прочим, серьёзно.

Станислав. Мы тоже серьёзно – не дрейфь, не бросим, ты же нас уже столько лет знаешь.

Евдокия. С вами можно что-либо обсудить серьёзно?

Александр. Ева, от серьёзности всё вянет. Кому надо, уже мысль поймал. Пошли дальше.

Станислав. Подводя первые итоги, могу сказать, что мы отметили следующее:

1. Постоянную направленность на счастье и радость.

2. Каждое принятое решение воспринимать как сделанный выбор.

3. Попытаться осознать или прочувствовать себя как часть чего-либо большего, например, группы, семьи.

Павел. А если человек один? Как ему осуществить данный пункт?

Александр. Ещё проще, чем в семье. Он гражданин какой-то страны? Если нет, то ему просто уже не понадобится наша методика.

Евдокия. Разве что, как пример «развитости» предков.

Александр. Ева, как мы тебя терпим?! С восторгом, дорогая, с восторгом. Итак, являясь гражданином, он может проанализировать зависимость своих привычек и поступков от общепринятого мнения. Всё просто: у нас принято на завтрак есть овсянку, мама на завтрак кормила меня овсянкой, моя жена кормит меня и моих детей на завтрак овсянкой...

Павел. Аллё, гражданин у нас одинокий, тогда чьи жена и дети? Или он – гулящий?

Александр. Ладно, ладно. Итак, я сам ем на завтрак каждый день овсянку. Вопрос: а мне нравится овсянка? Моя жизнь – она моя или она – продолжение чьих-то привычек? Что бы я захотел, в таком случае, съесть на завтрак? А хочу ли я завтракать вообще? Ну, и так далее.

Станислав. Принимается. Продолжим:

4. Попытаться проанализировать и осознать, исходя из чего мы принимаем решения.

Павел. Это прямо из...

Александр. Да, и ещё из Будды, йоги, Анастасии, Библии и т. д.

Станислав. Может быть, нам раз и навсегда закрыть вопрос о цитировании и авторстве, а просто пользоваться донесёнными истинами как единым информационным полем человечества?! Так мы, во-первых, наконец-то, сдвинемся с места и, во-вторых, естественным путём перетечём к вопросам единства человечества и ощущения каждым себя как отдельной и неповторимой гранью целого.

Евдокия. Принимается.

Александр. Я «за».

Павел. Единогласно.

 

* * *

Александр. На чём закончилась наша предыдущая беседа?

Станислав. Мы определили начало:

1. Постоянная направленность на счастье.

2. Каждый миг нашего бытия – наш выбор.

3. Мы – часть целого.

4. Каждый – неповторимая грань Единого.

Евдокия. Что же дальше?

Павел. Итак, мы с вами встретились, когда каждый по-своему испытывал недовольство собой или своей жизнью. Наши пути пересеклись на небольшом открытом концерте в нашей районной библиотеке.

Евдокия. Как давно и недавно это было. Я ждала приятельницу, поднялся пронизывающий ветер, начал накрапывать дождь. Зонта у меня не было, да и одета была легко, вот и забежала в библиотеку, решив из окна высмотреть знакомую.

Александр. Моя знакомая девушка то ли работала в этой библиотеке, то ли стажировалась, сейчас не помню...

Евдокия. Девушку не помнишь?

Александр. О, боги! Ева, я с БЛАГОДАРНОСТЬЮ принимаю всех своих бывших, настоящих и будущих девушек, хотя, если честно, хотелось бы, чтобы это была одна... ты. Но ведь ты уже влюблена, и не в меня.

Евдокия. Я тебе...

Павел. Прошу не отвлекаться.

Александр. Так вот. Моя приятельница убежала в библиотеку и долго не возвращалась. Я ждал её в машине. У нас были билеты на концерт, мы уже опаздывали. Я вошёл в библиотеку поторопитъ её. В просторном холле никого не было. Я увидел перед собой несколько закрытых дверей, и лишь одна дверь в глубине холла была приоткрыта, оттуда доносился шум голосов. Я пошёл туда, ища свою знакомую.

Павел. Мой сын должен был писать сочинение. Книги по этой теме у нас дома не оказалось, искать у родственников, друзей и знакомых уже не было времени и, конечно же, он отправился в читальный зал именно этой библиотеки. Все сроки его возвращения уже прошли. Жена начала нервничать, я как раз вернулся с работы и решил зайти за ним. Вот так. Оказалось, что мой сын остался на вечер, который проходил после закрытия того самого читального зала, где он читал книгу.

Станислав. Мой друг выпустил свой первый сборник стихов. Писал их он практически всю жизнь, а вот напечататься удалось только тогда. Его пригласили на вечер в районную библиотеку, он волновался жутко. Боясь опозориться, он решил отказаться, но мы с женой, решив поддержать его, пошли с ним. Мы понимали, что если он сейчас не «выйдет в люди», то уже больше никогда не согласится на публичное выступление. Мы сидели в маленьком читальном зале небольшой районной библиотеки. Слушали, как выступают люди, и вдруг вспомнили свои школьные годы. Вспомнили свои походы вот в такую же библиотеку, вспомнили свои жаркие споры о прочитанных книгах, о своей любви, начавшейся где-то в нашем детстве. Посмотрев друг другу в глаза, мы опять поняли, что думаем об одном и том же, но, главное, не умея лгать друг другу, мы увидели, что результат был, увы, не в пользу нашей любви. Вернее, именно тогда, под искренние стихи друга и пусть непрофессиональное, но такое трепетное исполнение романсов местной поэтессой, мы с ясностью ощутили, что только привычка удерживает нас вместе. На сердце стало холодно и тоскливо. Впервые мы ощутили одиночество.

 Ведущая вечера в своём завершающем слове говорила о новых книгах, поступивших в библиотеку, о плане таких же встреч, как эта. Вдруг выступавшая поэтесса прервала её и из пачки новых книг вынула небольшую зелёную книжечку с портретом женщины на обложке. «Прочтите все! – почти выкрикнула она, как высоко парящая птица. – Не пожалеете. Эта книга перевернёт ваши жизни». Сказала и резко вышла. Образовавшаяся пауза неуютно повисла в воздухе. Вдруг в дверь резко вошла девушка. «Валентина Павловна, извините...». Все, как в игре, по команде «отомри», задвигались, продолжая начатое, но в сознании чётко отпечаталась зелёная книжка и вскрик поэтессы. По окончании вечера мы с вами, все вчетвером, столкнулись у стола ведущей с одинаковыми вопросами: «Чья это книга? Где её можно купить?»

Евдокия. Павел, почему именно момент нашей встречи ты выбрал отправной точкой для сегодняшних результатов?

Павел. В тот день мы каждый стали в четыре раза сильней в своих поисках Истины и Любви. Гораздо поздней мы ощутили это единство, но именно это было НАШЕЙ точкой сборки.

Александр. Но ведь у каждого из нас за плечами были годы поисков ответов. Были мастера и учителя, книги и откровения. Сегодня тоже каждый из нас руководствуется своим видением цели. Мы не согласуем свои пути друг с другом.

Евдокия. Да, только почему-то они, эти несогласованные пути, проходят рядом.

Александр. Можно сказать, что каждый из нас идёт своим путём.

Павел. Да, да и ещё раз да. Вы правы. Именно так и должно быть. Ощущение и осознание единства – это не полное копирование друг друга, а именно неприкосновенность индивидуальности друг друга. Именно осознание ценности и неповторимости опыта каждого. А почему именно книга В. Мегре? Просто для нас с вами это был тот толчок, когда мы выбрали в своей жизни счастье. Может быть, для кого-то это будет другая книга, или песня птицы, или движение облаков, но важно, что человек отказывается от страдания как от идеи и выбирает другую идею – Любовь. Посмотрите, мир вокруг нас живёт в страдании, в той или иной степени. Каждый либо терпит, либо ждёт, либо считает неудобства правилами игры. Но иногда с некоторыми людьми в жизни происходит чудо – они вдруг доходят до истока, первопричины своих переживаний, и решают изменить свой выбор. Тогда они решают всегда и во всём выбирать любовь. Всегда и во всём. Это должно касаться всех – и соседей, и самого себя. Вот здесь и начинается процесс под названием трансформация, перерождение. Его суть заключается в том, что у человека, изменившего приоритеты, начинает меняться система ценностей. Он уже не бежит по жизни, как все, а начинает всё переориентировать на любовь. В результате – его жизненное пространство меняется. Он уже не сталкивается со страдающими людьми, он просто живёт в раю.

Станислав. Что-то я не могу сказать, что мы сегодня живём в раю.

Павел. Разве ты сегодня не создал своё пространство Любви?

Станислав. Я создал, но оно локально и очень ограниченно.

Павел. Правильно. В процессе построения счастья в отдельно взятом дворе именно по законам единства мы почувствовали, что задача должна быть изменена. Важно распространение полученных результатов среди других людей – это как круги на воде. Тогда постепенно будет меняться и среда обитания, а мы – осознавать, что каждый в ответе за всех.

Евдокия. Значит, сегодня мы должны как-то поделиться результатами своих достижений со всеми?

Александр. Результатов быть не может, могут быть только промежуточные достижения – ведь все меняются. И, я думаю, «все» – это не просто все, а те, кому это интересно.

Станислав. Не волнуйся, каждый придёт в свой «библиотечный зал».

Евдокия. Вернее, для каждого ищущего есть свой «библиотечный зал».

Павел. Да, верно. За это не надо волноваться, пространство отрегулирует прохождение информации по мере потребности в ней: наиболее жаждущие притянут её быстрее и в необходимом количестве.

Евдокия. Но что же мы расскажем им?

Станислав. В общем-то, мы уже рассказали многое. Можно сказать, практически всё. Теперь можно расписать всё – как мы делали это в наших жизнях, шаг за шагом, и люди по мере узнавания своих ситуаций будут анализировать и принимать свои решения.

Александр. Ты думаешь, что наши личные ситуации можно распространить на многих людей?

Павел. Сегодня, находясь в одном пространстве, вернее, в пространстве, совершенно выражающем ОБРАЗ СТРАДАНИЯ, наши личные ситуации по рисунку очень похожи. Это как одинаковый тест при поступлении в один институт на один факультет. Наша задача – просто показать, что существует другой ответ. Если хочешь, разные вариации ответа. А уж другие пусть решат, нужно это им или нет.

Евдокия. Хорошо, с другими людьми понятно. Мы поняли, для чего наш опыт нужен им. А нам зачем нужно это объяснение?

Станислав. Это наш билет в рай?

Александр. А сегодня мы разве не в раю?..

Станислав. Это как при всплытии: выдох – толчок вверх, вдох – новое осознание и накопление света, выдох – толчок вверх и т. д. Можно сказать, это и есть процесс, который называют эволюцией. Когда мы делимся своим опытом, мы делимся тем светом, который накопили или выработали в определённых ситуациях или за определённый отрезок времени, мы освобождаем пространство или расширяем своё пространство для новых познаний. Значит, опять будут новые сомнения и находки, опять начнётся накопление промежуточных результатов до следующего выдоха. Вот так. Так что, можно сказать, это естественный процесс жизни, и выбери мы сегодня для себя иное, это не будет полезно для нас. Вино начнёт превращаться в уксус.

Евдокия. Ребята, уже очень поздно, пора по домам.

Павел. Всем задание на дом: вспомнить свой жизненный путь, можно на бумаге.

Александр. Ну, ты загнул – «жизненный путь»...

Евдокия. Свои многочисленные романы ты можешь опустить.

Александр. Тогда это буду не я.

 

* * *

Евдокия. Итак, на чём мы остановились?

Станислав. Мы решили вспомнить свой путь, чтобы проложить дальше вектор движения.

Александр. Ну, вектор, может быть, и не изменится, но что-то обязательно должно прийти новое.

Павел. Новое – прийти, а мы – уйти. Прямо словесная эквилибристика.

Станислав. Хорошо, тогда начну я, с вашего позволения. Я даже Ирину сегодня позвал с собой, чтобы не забыть ничего существенного.

Александр. Ирочка, как здорово, что ты пришла, жаль, что не каждый раз ты бываешь с нами.

Ирина. Если мы будем здесь всегда вдвоём, то наш дом рухнет – некому будет осуществлять ваши планы.

Александр. Ну, тут ты не права, не права. Ведь мы уже сто миллионов лет ничего не пьём, кроме чая, поэтому никакой опасности для семьи не представляем.

Ирина. Конечно, не представляете, кроме одной: когда-нибудь ваши посиделки затянутся действительно лет на сто пятьдесят, и, придя, наконец, домой, вы обнаружите просто другое поколение родственников.

Евдокия. Так вот почему, приходя домой, Александр всегда обнаруживает другую женщину?!

Александр. Всё, сдаюсь. Сегодня вас двое. Я не потяну. Мужики, выручайте. Разберите женщин, пока они не потопили корабль серьёзной философской беседы своими бытовыми штучками.

Павел. Да, сегодня именно такое испытание, на «быт», так сказать.

Станислав. Я всё-таки попробую продолжить. Если вы помните, мы встретились у стола ведущей вечера, записывая автора и название небольшой зелёной книжки, на которую нам столь необычно указала поэтесса. Это было совсем обычно, но вот дальше начались странности, которые я отметил, лишь записав всё в дневник, а потом перечитав несколько раз. Смотрите, мы, вернее, каждый из нас и тогда был довольно самостоятельным человеком. Что мы делаем: мы не просто списываем интересную для нас информацию, чтобы потом каждому найти и прочесть интересующую книгу, да, но мы ещё и зачем-то тогда уже обмениваемся телефонами. Почему? У каждого из нас была к тому времени своя жизнь, придя в эту библиотеку, никто из нас, подчёркиваю, никто не ставил себе цель завести друзей. Тогда почему мы все, как по команде, обменялись телефонами? Заметим этот пункт под номером два после нашей невероятной встречи в библиотеке. К тому времени вышло уже четыре книги Вл. Мегре. Вот тут начинается то, о чём мне хотелось бы рассказать поподробнее. Что отличало эти книги от многих других философских и эзотерическмх книг, прочитанных нами к тому времени? В них был дан алгоритм действия, применительно к нашим условиям, в наше время, в нашем пространстве, в нашей стране. Прямо план. Бери и действуй. Это будоражило невероятно, но и как-то пугало. Ведь мы привыкли к недоступности сокровенных знаний. Это – один из гигантских мифов, в которых ЖИВУТ люди: душа рвалась к осуществлению, а прагматичный разум, скованный постулатами общества, не пускал. И тогда мы начали звонить друг другу. Мы все вдруг сразу нашли маленькие бумажки с телефонами и именами и позвонили друг другу примерно в интервале трёх дней. Это следующее звено цепи нашего единства.

Александр. Слушай, Стас, ты нас так препарируешь, просто жуть берёт.

Евдокия. Это в нём профессионал не дремлет.

Павел. Ребята, не сбивайте. Иначе сегодня будете вы вещать. И прекратите лопать с такой скоростью Иркины плюшки, Стасу ничего не останется.

Александр. Ему жена наверняка дома припасла.

Станислав. Если бы тогда не эти книжки, то не было бы сейчас у меня жены, и нечем было бы вам сейчас лакомиться.

Ирина. Ты не прав. Я не согласна. Книжки книжками, но делаем-то мы сами. Ничего принципиально нового мы не прочитали в них, но мы ощутили совсем другие вибрации. Наши души воспарили в естественном потоке безусловной любви Анастасии, в котором она просто живёт и частью которого является. И ощутив это, мы тоже захотели жить так, мы захотели жить так постоянно, мы захотели воспроизвести это.

Станислав. Я говорил, что, сидя в библиотеке, мы с женой ощутили ту пустоту, которой стала наполнена наша совместная жизнь. Мы вернулись домой тихие и потерянные. Наш сын уже взрослый и живёт отдельно. Пустая, вдруг как-то вмиг остывшая квартира встретила нас темнотой. Приходя, мы всегда везде включаем свет, как бы обозначая пространство. А здесь мы сразу прошли на кухню, не переодеваясь, поставили греть чайник и молча стали ждать. Молчание давило, казалось, ещё миг – и сердце просто разорвётся от тоски. Я увидел опущенные плечи Ирины, черноту ночи в оконном проёме, темноту в коридоре. И мне показалось, что этот небольшой кусочек света в кухне – это всё, что у нас осталось, что мы плывём на нём, как на льдине, в черноте неизвестности, а чернота наступает, потихоньку съедая края света. «Нет!» – вдруг резко выкрикнул я, вскочил, стал бегать по квартире и включать везде свет.

 «Подожди, Иришка, ведь мы ещё живы, мы не можем просто так взять и сдаться. Ты помнишь, как мы начинали? Ты помнишь, как ты бросила профессорский дом своего папы и полетела за мной на другой конец страны, в нищету и любовь? Мы не должны сдаваться сейчас! Кто научит наших внуков любить? Кто расскажет им, как бились наши сердца, не давая замёрзнуть нам и ещё пяти туристам? Милая моя, единственная, поднимайся! Не давай холоду сковать своё сердце! Борись! Слышишь, борись!».

«Стас, прекрати вопить на весь подъезд. Перепугаешь соседей. Ещё милицию вызовут, с перепугу-то. Устала я. Оставь меня. Прости, но нет больше сил на всё это. Я понимаю, всё это было, но сегодня – нет. Не разрушай созданного с таким трудом. Или иди без меня. Я устала от твоих «пионерских костров». Мы всегда были честны друг с другом, это, наверно, единственное, что у нас осталось».

 «Хорошо, но давай попробуем...».

 «Попробуем что? Возродить любовь, которая испарилась? И ты возьмёшь обязательство перед собой каждый день дарить мне цветы? Я знаю – ты педант, ты будешь дарить, но ведь это – не то. Мы оба знаем это. Зачем устраивать этот цирк? Давай просто тихо разъедемся, если ты хочешь продолжать жизненные эксперименты».

 «Ну, подожди. Так сразу и разъедемся. Подожди, давай поговорим. Почему так получилось? Когда мы потеряли свою любовь? Зачем нам всё это барахло, если нет сил радоваться солнцу и заворачивать плечи в ночь?».

«Прекрати свою агитацию. И вещи здесь ни при чём. Почему ты всегда противопоставляешь? «Барахло»... А ты вспомни, сколько стоило нам с тобой приобрести всё это? Но, главное, добиться того, чтобы сегодня мы не тряслись над каждым рублём и не боялись завтрашнего дня?».

 «А, может быть, это и было ошибкой? Может быть, это барахло и сожрало нашу любовь? Ну хорошо. Может быть, это было правильно вчера, а сегодня нам нужно сменить ориентиры?».

 «Ты сегодня спать собираешься? Или так и будешь митинговать до утра?».

 Говорили мы ещё долго. Всё в том же ключе – с разбега и в стенку. Мы забыли, что головы и сердца на стены не рассчитаны. Следующий день был выходным. За завтраком я понял, что всё-таки кипятился вчера не зря: жена стала чуть мягче, да и в голове (?) у неё, по-видимому, что-то прокручивалось. С утра я был не таким решительным, как вчера. Я совершенно не представлял, в каком направлении действовать, и тут вспомнил про книжку. Я купил сразу все четыре книги Вл. Мегре и засел за чтение. Жена сначала косилась, но потом, видя моё ошалелое погружение, стала читать тоже. Мы прочли их быстро, залпом, припали, как к роднику в пустыне. Наши сердца пели и танцевали. Мы могли только что-то бессвязно лопотать и блаженно улыбаться чему-то разбуженному внутри себя. Эта эйфория длилась несколько дней, но однажды воскресным утром мы, спокойно сидя на кухне в блаженном осознании, что никуда бежать не надо, задали вслух один вопрос: «А дальше?».

Я хотел бы остановиться на этом мгновении подольше. Задан вслух этот вопрос, мы вдруг поняли, что мы опять вместе, что мы опять – МЫ, что нам уже не надо разъезжаться и выбрасывать барахло, что просто начался следующий этап в нашей жизни. Как мы обрадовались тогда!

Ирина.  Да, это был очень знаменательный день. Сегодня мы считаем его днём второго рождения нашей семьи. Тогда мы осознали, что смогли вернуть свою Любовь, что она вернулась в наш дом. Мы целый день гуляли по городу. Заходили в какие-то кафешки, покупали воздушные шарики, делали всякие другие глупости. Любовь вернулась, и это было главным, мы праздновали возвращение своей любви. Мне было очень страшно смотреть в будущее, я чувствовала, что мы будем делать что-то такое, чего не делали никогда, и неизвестно, делал ли кто-либо до нас, но рядом смеялся Стас, тепло его рук проникало вовнутрь меня, и открывало там неизвестные ранее неисчерпаемые источники сил, и возвращалось в сердце уверенностью, что всё у нас получится, просто не может не получиться, ведь нас ведёт Любовь.

Станислав. В тот день вернувшись домой, мы сели обсуждать свои планы на будущее. Здесь было всё: и смена работы, и продажа дачи, и закупка литературы по растениям и ландшафтному дизайну.

Ирина.  Да-да, именно закупка, причём, массовая.

Станислав. В этот день вернулся из отпуска сын. Он открыл дверь своим ключом, вошёл в комнату и, увидев нас, тихо опустился в кресло: «Предки, что с вами?». Мы почему-то совсем не удивились его появлению, его растерянности, а хором воскликнули: «Ты это читал?». Выдали ему все четыре книги и продолжили составлять план. Сын немного посидел в кресле, понял, что нужно проявить инициативу, и попросил его покормить. Только здесь мы смогли всплыть, по-настоящему вспомнить о нём, и пока он ел, наперебой рассказывали обо всех наших новостях.

Ирина. Вечером, проводив сына, вернувшись к нашему плану, мы поняли, как было бы хорошо, если бы рядом были ещё люди.

Станислав. Мы стояли на балконе, провожая сына, смотрели на город, зажигающий огни. Нам не хотелось уходить. Было прохладно, и я обнял Ирину за плечи, желая согреть. Мы стояли, а внутри полыхала Любовь. Нам захотелось распространить её на весь город, за горизонт, в бесконечность. И тогда мы решили позвонить по телефонам из библиотеки.

Александр. К тому времени я находился примерно в той же стадии – мне срочно нужно было с кем-нибудь поговорить обо всём этом.

 

* * *

Станислав. Итак, мы бурно взялись за реализацию своих планов. Имея опыт занятия йогой, тело довольно быстро откликнулось на оздоровление. Имея средний достаток, спиртным мы особо не увлекались, но создали в своём доме довольно пижонский бар из дорогих напитков. Когда собирались компании наших друзей или тех, кого мы относили к таковым на время, мы пили кофе, курили дорогие сигары. Короче, играли в светскую жизнь.

Ирина. Почему играли, тогда мы тоже жили искренне, может быть, именно это в итоге и спасло нас. Ведь именно с Игорем мы отправились тогда в библиотеку, с одним из наших «светских» друзей. Нам нравилось всё это контролировать: не напиваться, а пригубить, не погоня за модой, а одно платье в сезон, не бесконечные тусовки, а несколько встреч в году с приятно-нужными людьми. Это тоже была интересная игра, главное, было – всегда держать пропорции, как с фигурой. Просто она нам уже надоела, хотя тогда мы не смогли бы оценить это как игру, тогда мы просто так жили.

Станислав. А вот сын не поддержал нас, даже как раз наоборот. Он решил, что мы сдвинулись, и повернул против нас фронт из родственников, друзей, сослуживцев и даже консьержку из нашего подъезда.

Ирина. Ну, здесь было проще всего. Однажды на её выпад о ненормальных я поинтересовалась, устраивает ли её это место работы. Как по мановению волшебной палочки к работнику сферы обслуживания вернулась её лояльность.

Александр. Ох, девочки, умеете же вы быть хищницами!

Станислав. С сослуживцами удавалось отшучиваться – эксперимент по продвинутому образу жизни. На вопрос о длительности эксперимента ответ был клиническим – вся жизнь.

Ирина. С родственниками было труднее всего, но помогла закалка молодости – мы просто на них не обращали внимания. Только сын всё время горячился. Что-то пытался доказать, иногда срывался на «в вашем-то возрасте... вам уже за 40...».

Станислав. Мы пытались его успокоить, как могли, мол, будешь нашим связующим звеном между старым и новым, причём, старым предполагался он, а новыми были мы. И тут грянул гром.

Ирина. Через год после описанных событий результаты наших экспериментов были налицо: мы прекрасно себя чувствовали, дача превратилась из 10 в 70 соток с новоявленной живой изгородью и умными грядками вместо фэншуйных начинаний, но главное – мы ждали ребёнка. Это известие потрясло всех.

Станислав. И тут война против нас как-то сразу свернулась, затихла. Сослуживцы превратились опять в милейших людей, не сующих нос в чужую жизнь, друзья почти все как-то быстро исчезли. Только Игорь – поэт, волнуясь, краснея и бледнея, подарил свою тетрадку стихов, посвящённых нам. Цикл назывался «Гражданский подвиг». А потом тоже пропал. Родственники просто успокоились – «ничего другого мы от них и не ожидали...». А вот сын... да, с сыном было сложнее и больнее. Невестка – та просто не разговаривала с нами полгода. Вот, спрашивается, почему? Известие о нашем будущем ребёнке она восприняла как позор семьи, это как беременность малолетки – случившееся невозможно и также аморально. Сын бегал по квартире, размахивал руками, что-то пытался говорить, но как только встретился глазами с матерью, сразу как-то обмяк, затих.

 «Как же МЫ будем жить дальше, мам???».

 «Счастливо, сынок! Только счастливо!».

 «Мам, но если счастливо – так как у вас, то как же живём мы с Алёной? И почему тогда мы с ней вместе? Зачем?».

 «На эти вопросы, сынок, ты должен ответить только сам. Значит, это твоё счастье. Значит, у вас оно такое. Здесь нет судий, родной. Только ваши сердца знают».

 «Нет, мам. Это всё, что угодно, но только не счастье. Я пошёл. Вы… не сердитесь на нас, ладно?! И ещё, пап, ты, того, ты нас не вычёркивай... совсем. Может быть, я действительно побуду пока этим звеном... связующим. Я согласен. Только вы не исчезайте совсем».

Ирина. Мы сидели и все втроём ревели на диване, а сердца были переполнены такой теплотой и таким светом!

Станислав. Следующие несколько месяцев были заполнены, в основном, приготовлениями к рождению ребёнка.

Ирина. Да, постепенно с увеличением срока все практические дела перекочевали на плечи Стаса, а у меня появилось больше возможности осмыслить последний период нашей жизни. С одной стороны, я анализировала пройденный путь, отмечала наши изменения и наработанный опыт, просматривала возможные пути развития, но как боковой фон стали отмечаться нюансы, которые вызывали лёгкое недоумение, а при дальнейшем просмотре – беспокойство.

Станислав. И вот однажды, уже почти перед родами, тихим тёплым вечером у нас состоялся знаменательный разговор.

Ирина. Сначала мы обсудили сами роды. Я сказала, что я, конечно, многому научилась, особенно за последний год, но, или, вернее, именно благодаря этому, я не собираюсь ставить эксперимент ценой в две жизни. Поэтому, как ни хороша наша 12-ти метровая ванна на даче, я буду рожать в роддоме, делать «кесарево», более того, буду «паинькой», чтобы сбежать оттуда через три дня.

Станислав. Этот план как-то сложился у нас сразу и не вызывал сомнений. Мы знали, что должны сохранить состояние счастья, значит, Иришке должно быть максимально спокойно внутри. Мы шли от гармонии наших сердец, а они нам подсказывали, что очень важно, в каком внутреннем состоянии мы пройдём через эту ситуацию. Что выберем мы: любовь и радость или пойдём путём мозгов, обрекая себя на страхи и неуверенность только потому, что считается, что надо рожать самим, дома и т.д. Мы выбирали Любовь.

Ирина. Вернее, мы шли за Любовью. Мы доверились своим сердцам. Кстати, операция прошла прекрасно, я была идеальной пациенткой: лежала 2 дня, преданно смотрела в глаза докторам. Слушала себя, прежде чем что-либо выпить или сделать укол, и если тело отказывалось, исправно выкидывала таблетки. Но всё это я проделывала под жесточайшим контролем своего сердца, чтобы не навредить себе и малышке. Таким образом, на четвёртый день мы обе были счастливые и довольные дома.

Станислав. Но в тот тихий вечер на веранде мы говорили не только об этом. Как сказала Ирина, у нас наметился «кризис жанра».

Ирина. Я, может быть, повторюсь, но скажу, что к этому моменту мы, можно сказать, построили своё родовое поместье. Оно пока было на 70-ти сотках, но мы вели переговоры с администрацией посёлка об аренде с последующем выкупом ещё 50-ти соток земли. Многие люди в нашем посёлке прониклись идеями изменения своего образа жизни. Спонтанно образовался «Клуб продвинутых землепользователей». Настроение у всех было прекрасным. Многие, используя на своих участках методы органического земледелия и способы выращивания растений, рассказанные Анастасией, получили на своих участках большие или не очень урожаи, значительно вкуснее, чем были прежде. Наш сын помог нам организовать продажу излишков урожая, но не просто, а с листовочками, в которых мы описали, как мы выращивали эти вкусные плоды. К нам стали подтягиваться люди, попробовавшие наши помидоры и огурцы и заинтересовавшиеся нашими листовками. Всё, как будто, шло хорошо, все были довольны, строили грандиозные планы. Но мы чувствовали, что, доведя до идеала участки, наладив инфраструктуру, расширив нашу «избу-читальню», где мы собирались, и даже организовав школу, мы упрёмся в стену. Вернее, мы построим идеальный экологически чистый посёлок, в противовес... А нам не хотелось ничего делать «вопреки», нам просто хотелось новой счастливой жизни...

Станислав. Тогда ощущение «стены» только слегка угадывалось, мы не могли ещё никому высказать это, сформулировать, лишь между собой мы сердцем чувствовали опасения друг друга. Мы говорили о том, как изменилась в последние годы наша жизнь, что нам удалось пустить время вспять, вернее, повернуть на новый круг, и мы молодеем с каждым днём. Мы говорили, как изменился мир вокруг нас, как много сменилось окружающих нас лиц, как полюбили мы затворничество, как открыли неиссякаемые источники силы и энергии. И тогда мы решили вынести этот вопрос на ваше обсуждение, в наш «библиотечный кружок».

Павел. Удивительно, и опять мы практически одновременно почувствовали тревогу. Но я предлагаю каждому рассказать свою историю до этого момента, чтобы говорить о сегодняшней реальности вместе.

Евдокия. Давайте прервёмся, а то всё перепутается в голове!

Александр. Точно, точно, пора попрактиковать любовь к себе. У Иришки наверняка для нас припасено ещё что-нибудь вкусненькое.

 

* * *

Евдокия. Сегодня моя очередь рассказывать.

Александр. Женские истории...

Евдокия. Да, моя история действительно чисто женская. Книги об Анастасии я прочла давно, вернее, читала, как они выходили. К тому времени я была разведена, у меня рос сын Василий. Ещё на руках была больная мама и кошка Агриппина, с которой постоянно что-нибудь случалось, поэтому у неё была домашняя кличка «Беда». Работала я в небольшой конторе с заработком чуть выше мизерного, крутилась между болезнями сына и спасением «Беды», было несколько подруг таких же беспросветных одиночек. Всё было серо и нормально.

Александр. Ева, что я слышу, чушь какая-то. Почему же ты мне не шепнула, я бы примчался на своём белом коне – «Москвиче», кажется, тогда у меня была такая машина, и спас тебя. Какая бы у меня была сейчас жена!!!

Евдокия. Тогда бы ты меня и с телеги не заметил, не то что на машине. И вот однажды я увидела дома на столе небольшую зелёную книжечку – маме принесла соседка почитать, но больше всего меня поразила Агриппина: она сидела и как будто грелась около неё. Прочла я тогда эту книжку, и как будто что-то во мне лопнуло. «Ну почему я так живу? Что ж теперь, и Ваське моему маяться так весь век?». Слёзы комком встали в горле. Ревела я два дня, а потом затихла как-то и подумала про себя: «Если счастье можно добыть без денег и подлости, то я буду не я, но найду его и добуду. Для себя, для Васятки, для матери своей, так в жизни доброго и не узнавшей, для Агрипки-красавицы. Это она, шельма, мне подсказала, что книжка эта непростая. И очень уж яростно я так подумала, аж сердце зашлось. Мать увидела тогда меня испугалась, крестить начала, решила, что я умом тронулась, а я опять книжку схватила, читать начала, всё подчёркивала. Потом тетрадку чистую у Васятки попросила и составила план действий. Через месяц я уже организовала клуб читателей Анастасии. Начали мы собирать литературу по растениям, книжки по строительству домов. Мамина старая подруга заведовала у нас в районе библиотекой, она пустила наш клуб к себе – осень уже пришла, да и неудобно собираться в парке на лавочке стало, народа же стало больше. Стены в той комнатке мы своими рисунками украсили. Дядя Петя мне полку для книг сделал, зелёной краской покрасил, очень мне хотелось, чтобы именно зелёной. Образовали инициативную группу, стали узнавать, как землю получить, долго ходили, прогоняли нас везде, но я помнила: «Без денег и подлости» – и опять шла. За это время много мы людей повстречали разных: кто-то смеялся над нами, кто-то открыто помогал, кто-то сначала задумывался, а потом тихо подсказывал, всякое было. Только после года хождения поняли мы, что совсем без денег не получится, а вот за небольшие деньги, так, чтобы нам по карману было, подсказал один добрый человек – деревенька у нас была рядом небольшая, всего десять дворов, а жили только две старушки, все остальные в город перебрались, даже летом уже никто не ездил. Пришли мы к председателю, рассказали о себе, о мечте своей, и так он нам обрадовался, стал чаем поить, про детей расспрашивать.

 «Вы же, – говорит, – моё спасение. Я замучился с этой деревней. Бабулек не бросишь, а какой магазин к ним поедет, а какой врач туда пойдёт. Они упрямые, уезжать не хотят. Вчера вот только у них был, уговаривал, а одна так мне и сказала: «Ты погоди, Петрович, вернутся в наши хаты люди, ты ещё гордиться нашей деревней будешь. Вот мы их с Михайловной дождёмся и поедем, только не в город твой поедем, а уж совсем, на покой». Я от неё только отмахнулся, но Варвара Ильинична у нас женщина серьёзная всегда была, за ней пустого слова не водилось никогда, но здесь я решил, что, мол, взять, возраст, считай, девятый десяток уже лет пять, как разменяла, а всё ещё сама справляется с хозяйством, и коза у неё есть. Так что, поезжайте, люди добрые, в Озерки, ждут вас там, оказывается, а от меня старожилам привет. Многого не обещаю, помогу чем смогу, но уж и вы не бросайте землю, коли пришли на неё». Мы не поехали, а помчались в наши Озерки. Почему-то мы сразу решили, что наши они уже, и что мы за них в ответе. Старушки встретили спокойно, степенно, радости буйной не выказали, но на ночлег пустили. Так мы стали привыкать друг к другу, потихоньку. После того, как я проревелась и решила клуб создавать, стала я с собой частенько разговаривать. Говорю: «Как же ты собираешься счастливой сейчас стать, а что же ты раньше-то ничего не делала? Что сейчас-то изменилось? Ну, прочла ты книжку хорошую, про любовь светлую, обогрелась у чужой любви, так теперь-то что? Как сама-то думаешь такое сотворить? - Не знаю ещё пока, как. Вот, думаю». - Встала перед зеркалом, посмотрела на себя, и такая тоска меня взяла, где уж тут любви случиться. Опять два дня ревела. Мать говорит: «Если реветь не перестанешь, книжку выброшу и никуда больше не пущу. Нечего дурью маяться. Вон пацана как испугала». Смотрю, а Васятка мой в угол дивана забился и что-то шепчет: «Мамочка, я тебя люблю! Я люблю тебя! Я люблю тебя!». «Ой, – думаю, – какая же я дура, решила счастье искать, а всех ближних до смерти напугала, кому же счастье тогда достанется!». И такой смех меня здесь разобрал. Прижала я Васятку к себе, маманю обняла и говорю: «Родненькие вы мои! Всё у нас получится! Обязательно всё будет хорошо!». Тут и Васятка смеяться стал, и мама заулыбалась. Не плакала я больше, разве только от счастья. Стала я себя теперь каждый день в зеркало рассматривать, сначала выть от жалости к себе хотелось, а слова Васяткины стала повторять себе, греть своё сердце его любовью. Так потихоньку стала я себя узнавать, спрашивать себя, что мне нравится, когда первый раз покупая всем подарки на Новый год, спросила и у себя. Ох как сердце моё забилось, как жар щеки опалил, целый день я тогда от этого вопроса себе летала. Вот тогда, считаю, и проснулось второй раз к жизни сердечко моё, мир увидело – удивилось, маму с сынишкой почувствовало – растаяло. Все, не только я, заметили эту перемену. Сын сказал: «Мамочка, как хорошо, что ты пришла!». А мама радостно проворчала: «Ох, девка, неспроста всё это, жди сватов... Ой, что я несу, старая». И в клубе всё изменилось, и на работе, да и сама я как солнце у себя в груди слышала, большое, тёплое, щедрое. Покой вошёл в душу мою, не рвалась я уже никуда, знала – всё будет вовремя и всё будет хорошо.

Александр. Ева, а как же про любовь? Где твой суженый, ряженый.

Евдокия. Ах, ты, баламут, нетерпеливый, всё бы тебе быстрей.

Александр. Ева, жизнь – она такая быстрая, что дух захватывает, только успевай глазами хлопать, да варежку не открывай, а то на обочине останешься.

Евдокия. Твоя жизнь от тебя никуда не ускачет, а за чужой и гоняться не след. Так и я однажды прибежала клуб, на работе задержалась, а тут люди должны были приехать из другого города, спешила, опаздывать не хотелось. Вхожу и вижу его. Стоит моя любовь у дяди-Петиной полки, говорит с кем-то, а сам полку ладонью поглаживает. Встретились наши глаза, он мне и говорит: «С любовью мастер делал, с сердцем к Вам». «Да, – говорю, – дядя Петя хороший человек, и работа у него всегда ладная, если сердце не лежит – за дело не возьмётся». И стоим мы с ним, смотрим друг на друга, и как будто нет никого вокруг в целом свете. А потом мы домой ко мне пошли, сын его увидел, побежал к бабушке с криком: «Бабуля, папа приехал! Ура!». Мама выскочила перепуганная: мой бывший муж выпивал и отличался буйным нравом, вот и испугалась она за нас всех по привычке. А тут видит – мужчина тихий стоит, только глазами улыбается.

«Здравствуйте, Галина Петровна! Меня Виталием зовут!». - «Проходите, коль пришли», – ответила мама. Вот так мы познакомились, вернее, встретились, потому что познакомились мы с ним давно, когда стала я своё сердечко расспрашивать, когда стала звать сердцем его, своего любимого, когда услышала ответный зон внутри себя. А тогда уже стала с ним просто говорить постоянно, советоваться, все новости свои рассказывать, его обо всём выспрашивать. Много могут сердца рассказать друг другу, практически всё, неважно, где вы находитесь. Поэтому, как увидела его в клубе, так тихо и обрадовалась: «Ну и слава Богу, вот и свидеться, наконец, удалось! Вот и хорошо». Прожили мы вместе два года. Клуб расширился – отдала я бразды правления молодёжи, и уехали мы в Озерки. Родовое поселение у нас получилось практически идеальное. Через год похоронили мы своих старушек, председатель к нам присоединился, стал книжки читать, по-новому к земле повернулся. Все дома в Озерках заселили, у всех по 1,5 гектара земли получилось, школу сделали свою, домашнюю. Рядом новое поселение организовалось. Жизнь разворачивалась красивая. Дом мы с Виталием поправили, потихоньку сад заложили, кусты изгороди стали уже подниматься. Стала я замечать, что не только быт наш меняется, но и мы сами. Мыслями мы могли руководить делами и в клуб стали ездить реже. А после того, как с вами перезнакомились, так вообще в сказку переехали. Болеть практически все перестали, зимой в лёгких пальто ходим, да и то, чтобы люди не оглядывались, а детям разрешаем, как им хочется. Еда вся поменялась: мясное и рыбное давно кушать перестали, только мама ещё иногда по старой памяти колбаски в городе покушает, и то уже только из-за упрямства. Травки едим разные, на ходу, за стол не садясь. Многое уже не выращиваем и не запасаем – просто есть стали гораздо меньше. Но главное, стали мы с Виталием анализировать: ведь что получается, захотели мы построить новую жизнь, а учебники взяли из старой. Поняли мы, что вся природа вокруг, всё пространство настроено на человека, вернее, строится им. Тогда получается, что в наших книжках, рассказывая о совместимости растений, нам рассказывают, как в природе выражается страдание, ведь почти все люди живут, мучаясь от чего-то. Значит, повторяя это, мы опять будем повторять страдание. Поняв это, рассказав вам, мы выбросили все книги про растения и стали в своих сердцах искать счастливые сочетания, вернее, доставать из своих душ. Здесь нам очень помогли детские ручки.

Александр. Ева, ты забыла рассказать о рождении своего второго сына.

Евдокия. Ничего я не забыла, просто ты, как всегда, спешишь. Виталик мой – человек непростой. Тихий и мастеровой, он не спорит никогда ни с кем. Если люди в клубе кричат до хрипоты, доказывая каждый своё, то он не вмешивается никогда: «Что ж, – говорит, – некоторые счастье горлом ищут. У каждого свой путь, своя правда. А мне тишина нужна. Я лучше пойду корзину сплету или скамеечку сынишке выстрогаю, там, глядишь и ответ из сердца всплывёт».

А Серёженька родился у нас в начале лета. Мы маманю к сестре в город отправили, чтобы не волновалась она, сказали, что рано ещё. А на следующий день, как она уехала, чувствую, сынок стучится. Дома не было никого – Виталик с Васяткой за земляникой ушли, но я даже не испугалась. Слышу только – зовёт меня берёзка старая, что у нас одна была, остальные деревья мы уже насадили. Взяла чистые пелёночки и пошла под её ветки. Сижу, спиной к стволу прислонилась, в небо смотрю. И так хорошо у меня на душе, так радостно, так светло – петь хочется. И знаю я, что дети мои счастливы будут, и маме с нами хорошо, и удалось мне найти то счастье, за которое ревела два дня. Так сидела я в каком-то блаженстве и не заметила, что и сынок родился, прижала его к себе. Потом к родничку сходила, обтёрла его водой живой, родниковой, как сердечко мне подсказало, а потом пошла по участку и стала всё ему рассказывать: какой у него брат, какой у него отец замечательный, что где у нас тут будет. Он смотрит на меня радостно, не кричит. И такое тепло от него, нега такая. Покормила я его, и уснули мы с ним у нашей берёзки. Вернулись наши, сели тихо около нас, ждать стали, когда проснёмся. А потом и мама приехала.

 «Ты, – говорит, – кого обмануть хотела, мать родную? Я сегодня утром сердцем почуяла, что сегодня Сергунька родится, а что ж я здесь, кляча старая, по гостям разъезжаю. Я подхватилась, соседского парня упросила отвезти меня к вам. Как он узнал, что я на роды еду, то и денег не взял и помог на рынок заехать гостинцев купить, и вот малышу игрушку подарил. Вы уж возьмите, я знаю, вы со своими понятиями об игрушках, но человека нельзя обижать. А, Виталий?». - «Конечно, возьмём, конечно, не откажемся. Человек от чистого сердца подарил, нельзя в душу плевать своим пониманием. Правильно, Галина Петровна. Хорошо, что приехали, хорошо, когда вся семья вместе».

 Серёженька растёт быстро. Ходить рано начал. Мы делаем что-нибудь, он подойдёт к нам, стоит, смотрит, а потом глазки опустит, а сам что-то делает упорно. Мы сначала понять не могли, а потом Васятка первый понял – он про себя думает, что нам сказать хочет, и нас так понимать научить хочет. Обрадовались мы все, когда поняли. Стали все тренироваться его образы принимать. У Васятки быстрей всех получилось, но он всех нас пока не научил, не успокоился. Говорит он теперь хорошо, но старается нас в образности тренировать, больше с нами внутренне разговаривает. Только мама иногда ворчит: «Что вы как немые, всё молчком и молчком». Тогда мы песни стали петь, просто голосом, за птицами. Тела наши изменились: мама помолодела, обо мне и говорить нечего, не хожу – летаю. Стали мы, как Адам, стараться предназначение растений понять и рай у себя на участке насадить. Думали мы, думали. Ведь что получается, одним растением и вылечить, и убить можно. В чём причина? Как задаётся результат? Собрали мы по осени листиков цветных, сидим на веранде, красивый узор с детьми выкладываем. Рядом мама на последнем солнышке греется, детям носки вяжет. Здесь же Виталий что-то вырезает. Кошка наша, конечно же, за порядком следит, всех считает. Стала я вслух мечтать.

 «Изгородь будет весёлая, не колючая, как шахматы, только красное, жёлтое и зелёное...». А Серёженька вдруг берёт листики и складывает рядом. «А здесь будет кабинет – учиться нам всем где...». Он берёт другие веточки и хвоинки, тоже складывает.

 Вдруг я как очнулась, а Серёженька стоит и смотрит на меня, у самого глаза смеются, а на полу разные веточки разными кучками лежат. Тут и Виталик стоит, улыбается: «Теперь ты поняла, как нужно рай строить». «Господи, да всё же предназначение внутри нас. Поставь задачу, возьми в руки то, что сейчас есть здесь, картина и сложится...». «Более того, чего не хватает, тут же выявится...». Как мы радовались в тот день. Праздник устроили, и назвали мы наш праздник «Днём обретения ключей от рая».

 Потом мне Виталик признался, что он ещё до сына нашего умел образы видеть и посылать, кому хотел передать что-то важное. Однажды он в дорогу собрался. Я сначала не поняла.

 «Нужно в город один съездитъ. Люди там всё уже почти сами поняли, только опять в предпринимательство воткнулись. Нужно им подсказать немного».

 «Да как же ты им подскажешь, если они тебя знать не знают? Будут они какого-то дядьку первого встречного слушать».

 «А ты Анастасию много знала, когда сердце своё слезами оттаивала?».

 «Твоя правда. Если от сердца говорить будешь, тогда поверят. А далеко тот город?».

 «Очень далеко, милая. И ехать мне обязательно нужно. Понимаешь, работа моя душевная такая – поддерживать людей на пути их».

 «Так ты им письмо тогда напиши, что приедешь...».

 «Заботушка ты моя милая! Не знаю я пока и названия этого города. Вот как только соберусь внутри весь, тогда и адресок всплывёт, вернее, направление поиска».

 «А куда же ты тогда поедешь-то, без адреса?».

 «Вот соберу вещички свои нехитрые, пирогов возьму твоих сладких да подарки детишек и встану на тропу: приеду на вокзал, а дальше – куда сердце приведёт. А когда приеду в город назначенный, устроюсь куда-нибудь на работу какую-никакую и буду дальше сердцем искать тех, кому нужен я. Как правило, это бывает кружок читательский или клуб, так я буду ходить туда иногда, слушать, может быть, познакомлюсь с кем, а может быть, и нет. Только когда внутри себя услышу, что всё, закончил я здесь свою работу, только тогда тебе весточку пришлю, что, мол, возвращаюсь, баню топи».

 «А раньше нельзя весточку прислать, когда только приедешь? Что хорошо у тебя всё, добрался? Или позвонить? А как ты им помогаешь? Рассказываешь, как у нас получается?».

 «Нет, нельзя позвонить раньше. Да и тебе нужно тренироваться сердцем видеть, а не по телефону болтать. Зачем, ведь ты и нашла меня сердцем, и адрес свой сердцем сообщила, а теперь вон «позвони». Мы идём или возвращаемся?».

«Мы просто широко шагаем. Страшновато становится».

«Это оттого, что обернуться всё норовим, проверить, далеко ли ушли, отсчитать, чем от других отличаемся, а, тем самым, и возвращаем себя назад, опять прошлым равняем, опять в начало пути ставим. Нет отметин на нашем пути в этом мире, только сердце поводырь наш. Не оборачивайся на себя вчерашнего, ибо якорь бросаешь для пути своего. Как только станет тебе вчерашнему понятен ты сегодняшний, значит, и не ходил ты никуда, всё кружишь, а выйти не можешь. Смотри вокруг смело, учи песни нового дня, а вчерашние всегда с тобой сноровкой и умением. А помогаю по-разному, но никогда ничему не учу, да и про нас не рассказываю. Я сердца их грею, Любовью наполняю, чтобы сила к ним пришла, не свернули они уже с пути своего. Тут нужно очень аккуратно, здесь дров нельзя ломать, здесь учить не уча нужно и помогать невидимо стараться, ибо увидит помощь твою человек и разуверится в себе, попадёт от тебя в зависимость, и если ты откажешься ему опорой быть, то он другого кумира себе найдёт и пойдёт хромать по жизни дальше. А здесь важно его, наоборот, в уверенности в себя укрепить, его внутрь оборотить, чтобы увидел он истинного своего хозяина и учителя – самого себя».

«Зачем же его поддерживать, если он так слаб?».

«Нет, милая, слабый нас с тобой образами не позовёт. Зовут те, кто уже всё сам смог, ему только тропу показать да дать опору струне сердечной, чтобы песня пошла, чтобы не думал, что один он такой, чтобы, уже найдя раз себя, не отрёкся более. Вот получается, что работаю я у тебя регулировщиком движения». Долго мы с ним над этим смеялись. Надо же, «регулировщик». Запас дров он нам, поделал ещё кое-какие трудности и уехал. Дети проводили его радостно, будто понимали, куда и зачем едет. Сергунок попросил вдруг привезти: «Только ты с медведем не бери, возьми с оленёнком». Мама долго не вникала: по делам и по делам, только волновалась – зима наступает, и так и не поняла, когда вернётся. «Вас не поймёшь, баламутов – «надо, надо». А ты тут как с детьми одна управишься, я ведь уже помощница никудышная?». Так, поворчала немного для порядку. Так и уехал наш отец.

Потекла наша жизнь легко и размеренно, как и прежде: каждый вечер мы с милым переговаривались, новостями делились, его спрашивали, дети сами учились потихоньку. Только мама что-то притихла, потом болеть начала. Однажды Сергунок говорит: «Надо папе сказать про бабушку, а то мы одни не справимся». Мы отмахнулись от него с Васяткой: «Вот ещё, папу беспокоить, поправится». Неделя проходит, а мама уже и вставать не хочет, на всё подряд жалуется. Тут мы замечать стали, что как-то темно вокруг стало, не так радостно, да и везде какие-то мелкие накладки стали приключаться. А потом и серьёзная беда случилась – перестала у нас печка топиться, дымит и всё тут. За окном минус 20, а у нас печь холодная. Я тогда ещё у вас спрашивала, а вы все как воды в рот набрали, вот тут я и задумалась, стала все две недели день за днём «откручивать», ответ искать. Как вспомнила слова Серёженьки, то сразу поняла: «Вот она, подсказка!». Позвала его, попросила помощи. Он сел такой серьёзный и радостный и говорит: «Ты только не волнуйся, у нас получится. Нужно старый фонарь взять, на гвоздик повесить, дверцу у фонаря открыть, всё изнутри вынуть и направить все наши сердечные лучики снизу фонаря вверх, к солнышку, к папе. Нам нужно увидеть его лицо, как в телевизоре, над фонарём». Деваться нам было некуда. Сделали мы всё, как сказал Сергей, сели напротив фонаря втроём и стали звать Виталия. Сначала я волновалась очень, мысли всякие в голову стали лезть – мешали сосредоточиться, но я проявила твёрдость, вспомнила уроки Виталия: «Если не веришь, то лучше не берись, только больше раскачаешь, что есть», потом успокоилась, тепло от сердца всю грудь залило, а здесь и лицо моего милого появилось. Я даже и не испугалась. Стали мы с детьми с ним говорить. Пока говорили, и не заметили, как в фонаре образовался белый шарик, с детский кулачок. Только Виталик вдруг говорит: «Так, дорогие мои, сеанс связи заканчивать пора, а то сил много вы потеряете. Сейчас моё изображение пропадёт, а вы скомандуете шарику какую температуру в избе держать надо, дверцу пусть мама аккуратно закроет, и никому не показывайте этот фонарь. Бабушке скажите, это я оставил обогреватель на всякий случай. Целую вас всех».

Его изображение над фонарём пропало, а белый шар оживился так весь, запульсировал, но никуда не улетал. Мы сделали всё, как говорил Виталий, в избе через полчаса стало совсем тепло, только по-другому, не как от печки, а как от солнца. Если гости приходили, мы фонарь полотенцем накрывали и в другую комнату уносили. Только бабушке лучше не стало. Через два дня говорит мне: «Знаешь, дочка, помру я скоро. Хватит мне уже вам, молодым, под ногами путаться. Я так решила, когда Бога просила, чтобы послал он тебе человека хорошего – как пристрою тебя, и уж помру».

 «Что это ты, маманя, сегодня заупокойную завела? Али плохо тебе с нами? Али обижает тебя кто? Ты посмотри, разве мы с тобой так счастливо и покойно жили когда? Ты посмотри, как деткам хорошо! Куда же ты собралась? Мы только жить по-человечески учимся, а ты помирать. Может, передумаешь, а?!».

 Рано было ещё, утро только начиналось. Вдруг дверь из детской отворилась, смотрим – стоят два наших субчика, взявшись за руки. Васятка глаза трёт, говорит: «Меня Сергунок разбудил. Пойдём, говорит, уговаривать бабулю не помирать. Бабулечка, ты правда не помрёшь?». Сам лепечет, а сам слёзы глотает, бабушкины руки целует, к боку прижимается, а ему младший вторит: «Бабушка, тебе сейчас никак нельзя, ведь нам ещё сестрёнку растить надо, она такая шаловливая егоза, а кто её вязать научит! Нет, бабуленька, сейчас тебе никак нельзя, мы тебе помогать будем, слушаться тебя будем, поживи ещё немного лет, столько же, а потом мы тебя отпустим».

 Тут уж, конечно, и мы с мамой разревелись. Только сквозь слёзы у них спрашиваем: «Какая сестрёнка, что вы плетёте спросонья?» Они только засмеялись хитренько да за бабушку попрятались. Только с того дня мама на поправку пошла, а через десять дней и забыла, что хворала. Так потом и говорила всем: «Меня внуки попросили остаться, продлили мне командировку».

 Фонарь нас так и грел, пока наш папа не приехал через два месяца, а печь-то и рабочая оказалась. Виталик мне потом вечером объяснил: «Понимаешь, не нужна поселенцам никакая альтернативная энергетика – это опять игрушки в технократию. Но даже не это опасно, а привязка, зависимость от старого образа. Ведь вот посмотри, что произошло, если бы ты тогда не смогла свой страх и своё неверие отринуть, ведь так не заработал бы фонарь. И печку Сергунок сломал, чтобы вы смогли другие образы в себе оживить».

 «Как это он её сломал?».

 «Он видел, что засыпать на достигнутом ты начинаешь, и бабуля сразу заболела, потому что переезжать стали на старые рельсы, думать, как раньше. Хотел помочь вам, но не знал как, ведь он маленький ещё и наш мир не очень хорошо знает. Ну, я ему подсказал немного, чтобы зашевелились вы, а дальше и он и вы уже сами справились».

 «Вот видишь, опять ребята скажут: «Повезло тебе с сыном. Вон он у тебя какой продвинутый и вас за собой ведёт».

 «Ну, наши «библиотекарские» не скажут так, а другие могут и подумать, но ведь это неверно. Не сын тебя в рай тащит, а ты полётом своего сердца смогла дать возможность родиться такому человеку на этой земле. Не может ребёнок родиться у родителей, которые не достойны его, как не может на груше родиться яблоко».

 «Тогда скажи, почему не нужны поселенцам альтернативные технологии?».

 «Они нужны, но именно альтернативные, а не перепевы старого, это во-первых, и, во-вторых, к ним их приведёт изменение осознанности. А то опять всё крутится вокруг ублажения тела. Или вот, например, ЭМ-технологии. Где осознанность этих поселенцев? Они могут видеть или контролировать микроорганизмы? Ты представляешь, им сказали, что это так-то и так-то, а КТО, но ведь раньше тоже говорили про всякие удобрения. Вот где меняться надо, вот где работа и работа. Вот вы с детьми смогли зажечь этот фонарь, ты ведь знаешь, что это не чудо, но для многих это чудо. И это правильно. Сначала им надо изменить себя, как это делала ты, и не один день, и во всём: от мытья посуды до построения мыслей, а потом у них не будет вопросов об альтернативных технологиях и формах грядок – всё будет истинным, выходить из сердец их».

Александр. Вот за что я люблю твоего мужа, Ева, что он тихо, без понтов, может так всё по-мужски объяснить, что прямо дух захватывает. Вот с какими парнями нужно ходить в разведку.

Евдокия. И ещё рожать детей и сажать сады.

Станислав. Да, и все эти качества у каждого имеются с избытком, только не каждый проявляет их.

Павел. А, может быть, это здорово, что будучи одинаково совершенными изначально, мы соглашаемся быть такими разными и проживать такие потрясающие жизни.

 

* * *

Александр. Так, кажется, сегодня моя очередь поведать миру свою версию бытия.

Евдокия. А если чуть-чуть попроще и меньше привирать...

Александр.  Ева, миру нужен накал страстей, драма. Кому нужны серые будни и застиранные лица. Важен порыв, огонь...

Станислав. И так каждый день?

Александр. Сдаюсь, буду рассказывать, как было. Фарс не удался, но я не отчаиваюсь, представление откладывается. Итак, в школе я был троечником с многочисленными четвёрками, поэтому, когда я поступил в институт, весь наш выпуск был шокирован. Институт остался за плечами с инженерной специальностью и одним кардинальным знанием: «Всё в твоих руках! Мне было интересно во всём участвовать, всё пробовать. Главное, что меня всегда влекло во все дела – это увлечённые люди. Если человек горел своей идеей, то я был с ним, а если даже «верняк», но тускло, то это без меня. Конечно, не прошли мимо меня и увлечения экспериментами над собственным телом и психикой. Во-первых, ты всегда под рукой и уговаривать не надо, во-вторых, результат сразу перед тобой и не понаслышке. Медитация и контроль поначалу плохо получались, но и это освоил, даже теперь благодарен своему упрямству.

Евдокия. Почему же ты, такой весёлый и удачливый, так один и бродишь?

Александр. Весёлый – да. Впрочем, недавно понял, что это даже не весёлость, а угол зрения на всё происходящее.

Станислав. Сформулируй.

Александр. Попробую. Это уверенность, что во всех ситуациях есть масса вариантов, и только ты сам выбираешь исход, определяя свою роль. Понимаете, я понял, что именно вот эта УВЕРЕННОСТЬ и «открывает» варианты выбора. Если ты не уверен, то твоя голова убедит тебя, что есть именно один, как правило, общепринятый выбор. Вот этот внутренний настрой во многовариантности происходящего окружающие и принимают за весёлость, но я сам не считаю себя весёлым человеком. А одиночество – это уже, скорее всего, просто страх.

Павел. Страх – и у тебя? Это с твоими-то чёрными поясами и степенями посвящения?

Александр. Мишура всё это, ребята. Только сами мы можем наградить себя, сами и разжаловать. Женился я рано. Мы были ещё детьми. А тут предпринимательство как раз началось. Ну, я, конечно, тоже не последним был. Окунулся я в «предприимчивую» жизнь. Сами знаете, что это, прежде, всего адский труд, без выходных и проходных, но, главное, это не отпускает тебя ни днём, ни ночью. Вся твоя жизнь, в конечном счёте, становится продолжением твоего бизнеса или приложением к нему.

Павел. Ну, здесь немногие с тобою согласятся.

Александр. Да, не согласятся те, кто про олигархов в газетах читает, а у кого было своё хоть мало-мальское дело, знают это: отдыхать ты можешь только тогда, когда у тебя затишье в бизнесе, общаешься ты с теми, кто тебе нужен, мысли твои направлены на приумножение и расширение твоего дела. Вот и получается, что ДЕЛО занимает все проявления тебя, или ты просто в какой-то момент становишься его продолжением, круг замыкается. Ты мчишься по этому кругу, не видя выхода, теряя друзей и любимых, вернее, теряя способность иметь друзей и любить. В начале этого бега я потерял свою жену: денег было много, но она хотела ещё и ещё. Однажды вечером, когда она до истерики требовала у меня какое-то кольцо, я заглянул в её глаза и не увидел ничего. Я испугался, стал звать её, уговаривать: «Милая, помнишь, кто мы, зачем нам все эти вещи, давай всё бросим и уедем в наш маленький городок. Ты родишь мне сына, я буду катать его на плечах и носить тебя на руках. Помнишь, мы мечтали иметь свой бревенчатый домик, небольшой, и чтобы сарай был с сеновалом, чтобы у соседки корова была, мы бы пили парное молоко и бегали под дождём. Милая, любимая моя, давай вернёмся в наше детство, в мир нашей любви».

 Что случилось потом, я не могу забыть. Она закричала раненой птицей, упала на колени и стала просить меня оставить ей денег, хоть немного, она путалась в цифрах, суммы всё время росли, я сидел парализованный, она плакала на ковре. Вокруг нас в стеклянные окна-стены плыл сияющий огнями Нью-Йорк, а мне казалось, что я сижу на «Титанике» своей любви, и такая же безысходность. На следующий день мы улетели домой. Жена даже не пыталась говорить со мной – она ждала решения своей судьбы: останется она нищая или будет богатой. Она была полна решимости сражаться. Нет, не за меня, не за моё сердце, не за мою или нашу любовь. Ей нужны были только деньги, которых не бывает много. Я очень хорошо знал её, знал её желания и надежды. При разводе я дал ей гораздо больше, чем она могла попросить, и окончательно обескуражил своим поступком. Только в это мгновение что-то спало с её глаз, она посмотрела на меня, как проснувшаяся кукла, и медленно спросила: «Почему?». Я рванулся к ней с надеждой и готовностью на ещё большие подвиги... Но миг кончился, её глаза вновь потускнели, она вдруг разозлилась и только прошипела: «Ты обманул меня...». Так кончилась моя любовь. Успех испепелил сердце моей любимой. Это был первый звоночек, что жизнь пошла по кругу.

Я попытался уйти в дела, да и холостяцкая жизнь давала больше свободы, снимала тормоза. До этого я хотя бы оглядывался на Танюху, думал о будущем сыне, а с разводом эти аргументы отпали. В один из осенних дней по дороге на очередную дачу мы с ребятами заехали на рынок прикупить зелени да того-сего к столу. Мы шли по рядам, выглядывая, что ляжет на душу, вдруг в углу рынка, в конце рядов я увидел невысокого опрятного мужчину, а вокруг него целая Берендеевка из кореньев. Меня как обухом по голове огрели, если и был хмель, то весь улетучился. Сел я около его лесовиков, а на душе такая теплота, сколько я у него пробыл, не помню. Только друг пришёл, говорит, что заждались уже все. Вытащил я тогда из кармана все деньги, что были, и у друга всё забрал и отдал этому мужчине. Он сначала брать не хотел, но я глянул ему в глаза и сказал, что от души это, а не ради денег. Он тогда кивнул, выбрал корень один, адрес на нём написал и сказал коротко: «Приходи». Мы уехали на дачу, жизнь закрутилась на новых виражах. Только стал я замечать, что нет больше интереса во всём, что я делаю, да и бандитская карьера как-то не привлекала, всякие мафиозные заморочки пошли. Липко становилось и неуютно, вот тут, наверно, я и решил поставить точку. В один прекрасный вечер проиграл всё, что у меня было, одному пареньку из небольшого городка. Когда мы приехали ко мне, когда он увидел мою двухуровневую квартиру, когда я отдал ему ключи от своих трёх «мерсов», ему даже поплохело. Он так с придыханием, глядя на мою полупустую спортивную сумку, выдавил: «А, может быть, мы поделимся по-братски, здесь ведь много...». Но я открыл бывший свой холодильник, который был выше его, посмотрел на замороженные продукты, взял бутылку апельсинового сока и дал себе слово, что обязательно построю человеческую жизнь. Жизнь, в которой будут жена и дети, в которой я не буду только винтиком, пусть и хорошо упакованным. Я выскользнул из своей успешной жизни с полупустой спортивной сумкой и берендеевским корнем. Я сел в «жигулёнок» своего победителя и задумался, куда же мне теперь. Я крутил корень, и вдруг мои пальцы нащупали надпись – это был адрес. Теперь я знал, куда ехать.

 Я прожил у Михалыча на заимке год. Пилил дрова, ходил с ним в лес. Год мы ни о чём не говорили, только самое необходимое, а потом меня будто прорвало. Несколько суток подряд я рассказывал ему обо всём, в мелочах, в подробностях, в цифрах и процентах, килограммах и километрах, потом провал. Три дня меня била нервная горячка. Три дня отпаивал меня Михалыч травами, а на четвёртое утро я проснулся, как младенец. Открыл глаза, а на щеке солнечный зайчик пляшет. Сидит Михалыч и пристально так на меня смотрит, а я ему говорю: «Здравствуйте, давно я здесь?». Он так заулыбался весь, обрадовался, потом одеяло на мне поправил и, чтобы не увидел я его смущения и блестящих глаз, забормотал: «Вот и ладно, вот и свиделись, слава Богу!». А потом были ещё полгода жизни у Михалыча, но уже другие. Много он во мне перелопатил, многое перевернул, а потом и книгу дал про Анастасию прочитать. До этой книги думал я у Михалыча остаться навсегда, но он мне сказал, что разный у нас путь. Он сердца человеческие пробуждает своей работою, красоту людям в полумёртвые города приносит. И не только от него это зависит, но и от тех, к кому он идёт. И порешали мы с ним тогда, что должен я людей из пучины бизнеса вылавливать, тех, кто захочет человеком стать, и путь им указать, а захотят ли они пойти, то будет их выбор, не должен я здесь никого принуждать и агитировать. Много мы с ним об этом говорили, много раз я ещё приезжал к нему потом, пока сам сердцем не окреп, не убедился в правоте своего пути. Только не смогли мы с ним любовь мою испуганную вернуть. Так и вижу я теперь в каждой женщине загубленную душу своей жены, может быть, и не так это, но я всё бросаю и убегаю, а так хочется иметь семью, детей. Вот гляжу я всегда на ваши семьи, и придаёте вы крепости моему одиночеству.

Станислав. Вот это да. Мы-то думали, что мы тебя, наоборот, за семью агитируем, а что получается...

Александр. Правильно всё получается. Вы действительно за семью агитируете, да за какую, именно за настоящую. Научился я по вам сердце настраивать и девушек своих вашей чистотой проверять.

Евдокия. А, может быть, не надо проверять? Ведь проверяя, ты уже сомневаешься, ты уже им не веришь. Может быть, нужно довериться, как доверялись вы себе с твоей Танюшкой, да построить своё будущее без разрывов, перейти боль, не помнить прошлого. Только тогда увидишь дорожку к своей избранной.

Александр. Ева, ты волшебница. Столько умных советов я слышал, а ты взяла, сердцем обогрела, как будто ниточку от клубочка в руки дала. Чудеса.

Станислав. Евы – они все Евы.

Александр. Вот с тех пор вновь круто изменилась моя жизнь. Вернулся я в город. Пришёл к другу, он предложил в дело вернуться, поговорили по душам. Потом ещё кое к кому сходил. Ничего не изменилось в наших бетонных джунглях, только сегодня делили не медведя, а лося. Вернулся я в бизнес потихоньку, только теперь у меня другая задача, и сил, сноровки, крепости нервов она требует куда больше, чем просто прибыль зарабатывать. Как вернулся в город, пришёл я в Анастасиевский клуб. «Ну, – думаю, – единомышленники кругом, сейчас мы с ними Пространство Любви и построим. Моя сноровка да их задор сразу в светлом будущем пулей и окажемся, только бы не забыть Михалыча прихватить». Походил я неделю, походил две. И такая меня тоска вдруг взяла, такая же, как с Татьяной в Америке. Опять показалось, что летит земля из-под ног, и не знаю я, где право, где лево, либо назад поворачивать, либо вперёд прорываться. Полный ступор. Потом уроки Михалыча вспомнил, за медитацию засел, на физику подналёг. Тут, слава Богу, с вами познакомился, кислорода поприбавилось. Стал я тогда думать, понял, что это моя задача, никто не поможет мне её решить, сам должен.

Стал всё анализировать. «Как же так – такую красоту загнать в торговую марку». Почему? Как такой поворот получился? Ведь у людей сердце всколыхнулось, они другую жизнь услышали, увидели, ощутили, так почему же они её под деньгами закопать решили?».

 Долго я думал. Пытался головой понять – нет, никак не получается. Потом решил сердцем попробовать. И представилось мне, что сердце моё стал вдруг бесконечно огромным и вместило оно всех людей в моём городе. Как вижу какого человека перед собой, спрашиваю его нашим общим сердцем, оно мне через него и отвечает. И всё мне понятно стало: да, прочитали люди книжки светлые, захотели жизни радостной, но научили их родители, что радостная жизнь – это жизнь сытая и с большими деньгами, теперь только через зарабатывание денег и видят они построение своей радостной жизни. Ведь в сердце своём мы носим образ родительский. Но и родители не виноваты в исковерканной нашей радости, ведь и сами ничего, кроме счастья навыворот, не знали. Когда понял я это, перестало всё во мне мутиться, обрела действительность планы реальные, шаги конструктивные. Только не закрываю я теперь сердце своё, а, наоборот, его с каждым днём расширить стараюсь – ещё на один город, ещё на одну страну. Скоро всю Землю охватит сердце моё, смогу всех людей без языков понимать, а свои поступки и дела с их мечтами сверять, мысли свои вперёд их задумок пускать, чтобы не попадались они в силки, мне знакомые. Звучит это витиевато, а в жизни просто всё.

Организовал я артель маленькую из членов клуба. Стали женщины платки затейливые вязать, песни красивые вспомнили. Только сразу стали деньги считать да ручной работой всё называть. «Нет, – говорю, – неправильно это. Давайте вместе думать, где наше богатство». Обиделись на меня мастерицы, по домам разошлись, обманщиком называть начали. Тут через месяц старшая из них звонит, вежливо зовёт в клуб прийти. Шёл я туда, други, как на самый мой большой экзамен. «Ну, – думаю, – если всё рухнет, то уеду к Михалычу, теперь уже с концами». Но внутренний голос только посмеивается: «Вот и нашлась тебе задача не по зубам». Пришёл, а все уже чай пьют, спор горой идёт, меня никто толком-то и не заметил. Слышу только, про наше дело спор. Старшая напирает, всё говорит, что не мог я им зла желать, когда не давал платки те втридорога продавать. И тут самая наша тихая мастерица и говорит: «Бабоньки, поняла я, поняла. Ведь мы эти платки с любовью, сердцем плели, с песнями красивыми, а за деньги отдать хотели. Ведь мы свою любовь деньгами оценили. Прав был Петрович, что не дал нам сердце своё этими деньгами измарать. Ведь вы посмотрите, когда мы от сердца, то ведь мы так, задаром отдаём...». Сама говорит, торопится, а её никто и не перебивает, замерли все, что-то соображают. А она раскраснелась вся от смелости свой и храбрости, от открытия своего великого, что освободила сердце своё от постулатов вековых, и это оно – её сердце чистое – несло истину подругам своим. Что тут началось! Все как закричат, как заговорят одновременно. Потихоньку всё стихло. И тогда вышел я к ним и стал рассказывать про жену, про Михалыча; про три машины не говорил, чтобы не смущать сердца людей, живущих скудно. И предложил я им попробовать назначить среднюю цену за платки, но отдать своей знакомой, что на рынке торгует, и к каждому платку приложить памяточку маленькую, а в ней написать: какие песни пели, когда его вязали, что желаем тем, кто носить его будет, и адрес нашего клуба. На том и порешили. Улетели наши платки, конечно, моментально. И женщины стали к нам приходить, про клуб спрашивать, книжки читать, вязать учиться просились. Так от нашей артели стали группки отпочковываться. Поняли мы, что нет резона укрупняться, а заказов всем хватит, да и у всех групп свой почерк, так сказать, свой уклон, нет в работах повтора и однообразия. Но и другой поворот отметили все женщины: стали в их жизнь приходить всякие приятности, то там повезёт, то тут всё отлично сложится. Стала эта недополученная, якобы, прибыль возвращаться в дом, умноженная в несколько раз. Но не все, конечно, шли этим путём. Были и те, кто по старинке пытался завернуть цену за «ручную работу», поначалу, да, срабатывало, а потом всё как-то быстро чахло и хирело, люди ругались из-за денег, из-за заказов, а то и просто из зависти. Так потихоньку мы стали приспосабливать деньги работать против ВЛАСТИ денег. Жизнь людей становилась действительно богаче, но не только деньгами, но встречами и знаниями, открытиями и друзьями, а за всем этим и деньги прибывали, но о них как таковых никто не говорил. Когда с первой группой получилось всё, поехал я к Михалычу похвастаться: еду, душа поёт. Вдруг вижу – поле цветов, по нем идёт женщина с мальчиком, идут спокойно, переговариваются, в какую-то свою игру играют. И так хорошо мне от этой картины стало, что остановил я машину, расспросил, откуда они, продаются ли в их деревне дома. Они смеются, мол, не знают, не приценивались, а дорогу показали. Поехал я дальше, только сердце так защемило! Развернул я машину, приехал в деревню, стал дом искать. А ведь и правда, только один и оказался к продаже, на краю деревни, у леса. И хозяйка дома оказалась – завтра к сыну переезжать собралась, сегодня ставни закрывали да всё убирали во дворе от лихих людей, а тут и я проявился со своим задатком. Через два часа я ехал по шоссе со спокойным сердцем и почти хозяином дома на краю деревни. Приехал, а Михалыч ушёл. Никто не знал, когда ушёл и когда вернётся. Пришёл я в его домик, знал ведь, где ключик лежит, поставил чайник, а пока он закипал, присел у берёзы, что у крыльца растёт. И слышу голос Михалыча, рад, мол, он за меня, благодарит, что радостью приехал поделиться. Велел не ждать его, возвращаться домой. С предпринимателями я на правильном пути, многим так смогу сердце открыть, в радостную сторону повернуть, и с ним теперь могу сердцем всегда разговаривать, да и видеть могу, если не забоюсь. А в конце добавил, что поздравляет, что нашёл я счастье своё. Я так удивился, что от неожиданности и увидел Михалыча, во весь рост прямо предо мной стоящего и добро так глазами улыбающегося. Тут запрыгала крышка на чайнике, всё исчезло, но чувство выполненного дела и общения с близким другом осталось. Я попил чайку и поехал назад узнавать только что найденную свою малую Родину.

Евдокия. А как же незнакомка с мальчиком? Хитрый ты, Сашка, всё-таки, и жену и сына сразу нашёл.

Александр. А что мелочиться. Мы только по-крупному гуляем, я и тебя бы с твоими забрал, организовал бы гарем, да Виталька твой меня одним взглядом своим заморозит. А своих я обязательно отыщу, робею я пока, но соседка тётя Маруся сказала, что зовут её Любушка, сын Егорка четырёх лет. Муж её до рождения сына ещё в город подался, оттуда на развод прислал, так и родился сын уже без отца, свободный, так сказать. Это пока всё разведданные, но тётка Маруся что-то почуяла – всё мне наводящие вопросы задаёт, все пытает про семейное положение да про заработки, дом у меня на участке неплохой стоит, деревенский. Видно, люди рукастые делали, сноровисто. Я пока под себя убрал немного, имущество соседям раздал, хожу по участку, осваиваюсь. Земли оказалось 50 соток, да за хозяйством в аренде 1,5 га леса оказалось. Я, конечно, с радостью согласился. Вот так я стал землевладельцем. Хожу по СВОЕЙ земле и всё удивляюсь – как же мне радость такая случилась, и через своё расширенное сердце делюсь этой радостью со всеми-всеми, и вы знаете, чувствую, как возвращается ко мне волна благодарности, помноженная на радость тысячи сердец. В такие мгновения дух у меня захватывает, и будто лечу я над всей Землёй и вижу счастливые глаза людей, с которыми мы сердцем переговариваемся.

Павел. Батенька, да вы у нас поэт, оказывается.

Станислав. Ребята, как же хорошо, что мы нашли друг друга, как хорошо вот так прикоснуться к любящему сердцу.

Евдокия. Да, но сейчас, в основном, сердца людей, как выжженная пустыня, не принимают даже любовь. Они так долго страдали, что не могут вспомнить, как это – ЛЮБИТЬ.

Александр. Ничего, в пустыню приходит живительный дождь, земля сначала даже не пропускает воду вовнутрь, потом потихоньку начитает пропитываться, а потом расцветает роскошным ароматным ковром. Ничего, оттают человеческие сердца, напитанные любовью, и расцветёт Земля.

 

* * *

Павел. Ну что, осталась моя история. Ребята описали всё очень подробно, высвечивая каждый определённую грань своего опыта, чтобы вместе получился почти идеальный круг, где каждый смог бы найти отголоски себя. Наша семья была похожа на многие семьи в нашей стране – каждый жил своей жизнью. Мы пришли к негласному соглашению относительно нашей совместной жизни и старались не нарушать его. Сыну оставался один год до окончания школы, у Ольги была своя карьера, я на фоне своей необременительной работы мог спокойно пробовать заинтересовавшие меня ментальные теории. Внешне ничто не предвещало тех глобальных перемен, которые последовали в лавинообразном режиме. К этому времени мы с женой уже много лет были вегетарианцами, сын, периодически уступая соблазнам окружающего мира, стремился от нас не отставать. Много лет всей семьёй мы занимались разными физическими практиками плюс, конечно, их философский аспект. Когда мы прочли сразу четыре книги В. Мегре, то эффект был удивительным. Сначала мы просто забыли о них. Прочли запоем – и тишина. Потом приходит сын и говорит, что он бросает школу и поедет в тайгу искать ответы в себе на внутренние вопросы. Мы, конечно, на дыбы. Какая тайга, какие ответы – осень на дворе. У Ольги обратная реакция – это всё твои заскоки, я хочу простого человеческого счастья, выбрасывай свои проросшие зёрна и веди меня в ночной клуб. Я понял, что у моих ребят крышу срывает. Что делать?

Уехал я один на холодную дачу и стал думать. День сижу мёрзну, два сижу. Перепробовал все свои техники успокоения сознания и медитации. Результат – ноль. Тогда я надел сапоги и пошёл гулять по дачному посёлку. Моросил дождь, было сыро и неприветливо, поднялся ветер. Я шёл, подставляя ветру с дождём своё пылающее лицо, и говорил себе, что хочу, чтобы этот ветер выдул из меня все мысли, чтобы этот дождь вымыл из меня все мои знания. Я просто хочу пустоты в себе. Время куда-то исчезло. Я шёл и шёл, потом ощутил, что какой-то другой ритм всплыл изнутри меня. Что с каждым шагом я наполняюсь или изменяюсь, трудно было что-то сказать, но мне было хорошо. Я повернул к дому. Оказалось, что я гулял почти четыре часа. Уже темнело, я поспешил на электричку. В голове было пусто и легко. Я не узнавал себя, как будто лет десять оставил на осенних дорожках. Я открыл дверь своей квартиры со словами: «Народ, выходи строиться. Мы едем в отпуск». Если вы думаете, что я сам знал, что говорю, то глубоко заблуждаетесь, но только что обретённый внутренний покой вёл меня. Уладив все бытовые сложности, через два дня мы оказались в доме отдыха, недалеко от нашего города. Теперь мы уже втроём гуляли по осенним аллеям местного парка и говорили, говорили о своём будущем. Мы ощутили то пространство, которое открылось для нас через слова Анастасии. Нам не хотелось ехать на конференции В. Мегре, хотя мы не раз между собой высказывали ему нашу сердечную благодарность за его книги, у нас не стояло вопроса, «существует ли Анастасия». Единственное, что захватывало нас теперь абсолютно, так это то, как вместить в нашу жизнь тот поток знаний, который теперь фонтанировал внутри нас. Может быть, постоянно занимаясь разными практиками, наше сознание и наши тела были готовы к столь стремительному погружению в неизведанное. Тогда главное для нас было сохранить критичность мышления и адекватность своего поведения, чтобы не очень шокировать окружающих. Так мы вернулись в город. Наш дачный домик стоял практически на краю посёлка, гранича с небольшим леском. Мы всё время гуляли в нём и в разговорах между собой даже называли «нашим». Сначала мы решили просто переселиться на дачу, прямо сейчас, для чистоты эксперимента, чтобы не «фонил» город. Но тут, конечно, Ольга «встала на дыбы». Конечно, она была права, нельзя делать просто резкие движения, но мы с сыном были невменяемые. Нам хотелось побыстрее убежать ото всех, чтобы в тишине послушать те новые горизонты, которые распахнулись внутри нас, разобраться со всем этим, понять. Но Ольга – она молодец. Она была как скала. Мы приняли компромиссный вариант: каждый из нас разрабатывает программу свёртывания к весне своих связей с обществом вообще или максимально их сокращает, чтобы с весны начать на даче уже практический эксперимент построения своего пространства Любви. Труднее всего было убедить сына сдать экзамены и получить аттестат, но тут мы привлекли на свою сторону новое открывшееся для нас видение-ощущение действительности, и он согласился. Та зима была для нас временем открытий, планов и приготовлений, но реальность, как всегда, перевернула все наши ожидания. Нам очень помогло общение с вами.

Евдокия. Может быть, ты расскажешь теперь поподробнее, как мы общаемся?

Павел. Да, сначала мы не хотели говорить об этом, чтобы особенно не шокировать людей, но сегодня события развиваются столь стремительным образом и именно в том направлении, что не сказать об этом – значит ввести вас в заблуждение. Мы все вчетвером встретились сначала на тонком плане: Стас с Ириной, другом-поэтом был в той самой библиотеке, в которой поэтесса говорила о книгах В. Мегре, Евдокия ждала свою подругу тоже в библиотеке, но совсем другого города, и нас она увидела во сне с поэтессой и номерами телефонов. То же было для всех остальных: у каждого был свой приход в библиотеку, только во сне он продолжился приобретением друзей. Поэтому, когда каждый из нас говорил, что он решил позвонить по «библиотечным телефонам», он имел в виду, что мы во сне познакомились друг с другом. Практически это случились в течение трёх дней. С тех пор наши контакты были, более или менее, постоянными – по требованию. У кого-то это было состояние медитации, у кого-то во сне, у кого-то в виде практически непосредственного диалога. Нам трудно сегодня объяснить вам, почему в пространстве мы нашли именно друг друга, почему это случилось так, как это случилось, и тогда, когда это случилось. Но сегодня, завершая наши беседы, мы хотим открыть все наши карты, если можно так выразиться. Мы видим, что многие готовы услышать реальный конец или, вернее, промежуточный результат нашей истории.

У нас с сыном первыми получилось выйти в измерение светлых сил, и мы стали помогать остальным освоить это. Мы все вместе помогали Виталию в его поездках. Каждому из нас открывался конкретный срез реальности и конкретные возможности, как, например, у Евдокии с растениями и обогревающим фонарём. Мы рассказывали друг другу об этом. Не всем сразу удавалось повторить опыт другого, или этот же опыт протекал по-другому. Мы старались обмениваться друг с другом освоенным, ибо изменения с нами происходили и происходят очень быстро. В чём заключаются эти изменения? Если не присматриваться специально, то можно сразу и не заметить, но для нас, живущих внутри этого опыта, если можно так сказать, перемены просто потрясающие. Мы увидели, что можем практически управлять своей жизнью: ставить задачу, и пространство организованно решает её. Мы смогли увидеть причину и следствие одновременно, поэтому теперь не стремимся изменить мир вокруг нас, понимая его совершенное соответствие творящей мысли. Когда наша семья переехала ранней весной на дачу, то сюрпризы посыпались как из рога изобилия. Мы стали знать, что делают наши знакомые в городе за много десятков километров от нас. Нет. Это было не праздное любопытство, а только тогда, когда они вдруг решали, без нашего на то согласия, посетить нас. Мы тут же узнавали об их намерениях, и, если нашего согласия на этот визит не было, то он становился невозможным: либо изменялись обстоятельства, либо барахлила машина, а особо упрямые по неведомым для них причинам вдруг поворачивали обратно с середины пути. Как правило, об этом мы узнавали задним числом и пометили себе это как ещё один фактор управления собственной жизнью.

Ребята уже рассказывали о чисто физических изменениях. Я не буду повторяться. Расскажу о своей части опыта. Как-то мы вдруг заметили, что перестали слышать соседей. Странно, ведь наш участок не так уж велик, всего 25 соток, и дом стоит как раз ближе к посёлку. После того, как мы освоили общение с растениями и управление пространством, мы стали замечать, что нам нужно «разрешить», чтобы к нам кто-либо зашёл, только тогда это становится возможным. А однажды приходит Ольга из местной палаточки и говорит: «Ну к тому, что меня никто не видит и все норовят на меня наступить, я уже привыкла, но то, что и дома нашего уже не существует, это я узнала только сейчас». Под наши удивлённые взоры она объяснила, что в разговоре в палатке председатель нашего дачного кооператива, объясняя что-то приезжему, показал на дом перед нашим, как на последний в улице. «Стоят они, смотрят мимо нашего дома, мимо нашего леса, и говорят, как можно продолжить улицу, построив дома на лугу, за лесом. Посмотрела я на них и тихонечко к вам пришла. Что скажете, маги-волшебники? Нашаманили. Дом с глаз человеческих пропал». Мы задумались. Потом поняли, конечно, ведь наше пространство уже вибрирует с совершенно другой скоростью, которая не попадает в диапазон улавливаемых людьми, окружающих нас.

Так промчалось лето в находках, неожиданностях и интересностях. Мы решили зимовать на даче. Дом у нас практически летний, но с последними своими открытиями это уже не волновало нас, да и природа на нашем участке вела себя совершенно по-другому, чем за нашей территорией – везде явно холодало, а у нас был конец лета. Наверное, разросшиеся пихты скрывали нас от любопытных глаз улицы, только никто не замечал этого, да к нам, практически, теперь никто незнакомый и не ходил. Поздней осенью, когда уже начинал срываться снег, произошло знаменательное событие. Мы сидели на веранде, и каждый занимался своим делом, вдруг сын поднял голову и сказал: «Сейчас у нас будут необычные гости, только вы не напугайте их». Он только закончил последнее слово, как прямо перед нами, у берёзы мы увидели молодую женщину с двумя детьми. Наиболее уверенно себя чувствовал самый младший. Он шёл прямо к нам и улыбался, за ним немного робко шагал мальчик постарше, а женщина просто замерла в ступоре и через мгновение пропала. Мальчик, что постарше, почти испугался, тогда младший брат, а это был Серёжа, взял его за руку и начал спокойно и уверенно говорить: «Васятка, ты не бойся, ведь это дядя Павел, тётя Оля и Захар, помнишь, мы часто с ними разговаривали как в зеркале. Ты не волнуйся, а маму мы сейчас позовём, и она вернётся, нужно только немного помочь ей. Не трепыхайся ты так, только её напугаешь». Мы сидели, как заворожённые, и смотрели на эту картинку, как маленький белобрысый малыш в лёгких штанишках и футболке что-то словно пел другому мальчугану, а тот постепенно успокаивался и начинал улыбаться. Потом они повернулись друг к другу, взялись за руки и стали что-то шептать, с улыбкой глядя друг другу в глаза. Через некоторое время рядом с ними опять появилась та же молодая женщина. Она не бросилась к ним, а спокойно подошла, присела на колени, обняла обоих. Они прижимались к ней, её руки гладили их плечи. Ещё миг, и они уже идут к нам, радостно улыбаясь. Трудней всего пришлось Ольге. Я думал, что она просто грохнется в обморок, но она молодец, выдержала. Как она потом мне призналась, что только одно слово пульсировало в мозгу: «Дыши, дыши», – ну, она и дышала.

Евдокия. Да, это было потрясающее путешествие. Мы с детьми пошли пройтись в лесок, мама что-то делала на веранде. Мы шли, переговаривались, рассуждали, хорошо бы просто ходить в гости без самолётов и поездов. Вдруг что-то в пространстве изменилось, и я заметила, что трава стала немного зеленей: поднимаю голову и вижу улыбающиеся глаза Захара, с ним у меня получалось говорить проще всего. Тут моя голова чуть не разорвалась от вопросов, и... я у своей веранды. Мама мне говорит: «Вы уже вернулись? Что-то я и не заметила, как вы подошли. А дети где?». Я начала судорожно соображать, что случилось и что мне теперь делать. Время будто остановилось. Только вдруг слышу в ушах как будто стук какой-то и понимаю, что это бьётся Серёжкино сердечко, как за собой зовёт, я тогда начинаю только его слушать, как настраиваюсь на него, и... раз – я около них. Как это получилось, я тогда не поняла, да и теперь не могу объяснить механизм происходящего, но зато мы можем ходить друг к другу в гости.

Павел. Так мы познакомились с Евдокией и её детьми.

Александр. Следующая очередь была моя. Сижу я в городе, дел невпроворот, вдруг чувствую, надо ехать. Сажусь в машину и, практически на ночь глядя, приезжаю на свой участок. К тому времени я уже его освоил немного, посадил кое-чего, дом подправил. Хожу по участку, себя спрашиваю, зачем, мол, приехал. Не заметил, как за околицу вышел, потом смотрю, вроде дом стоит, да не должно быть дома здесь, смотрю, женщина на меня из-за дерева смотрит, улыбается. Говорит: «А вы, наверное, Александр». Вот так мы и познакомились с Ольгой.

Павел. Так мы все перезнакомились уже в физическом, так сказать, обличии. Некоторое время ушло на освоение нового материала. Периодически мы встречаемся в разном составе. Каждый идёт своим путём в построении своего пространства Любви, совершая свои открытия. Мы помогаем друг другу в той работе, которую каждый совершает по велению своего сердца. Но некоторое время назад мы встретились все вместе с сознанием того, что мы должны сделать нечто все вместе, именно как единое целое. Так родились эти «Беседы». Мы хотели рассказать о своём практическом опыте построения пространства Любви. Конечно, наши истории очень сокращены, да и не стояло целью написать мистическую «мыльную оперу». Сегодня, находясь в определённой точке нашего жизненного путешествия, мы хотим оставить ориентиры для тех, кому это будет интересно и необходимо.

Александр. Мы хотим укрепить дух идущих и ищущих.

Евдокия. Мы хотим назначить встречу всем желающим в нашем родовом поселении, в котором пока несколько домов.

Станислав. Вы можете присоединяться к нам индивидуально, можете целыми посёлками, надеемся, что завтра, когда мы выйдем гулять, нас будет больше.

 

С эл. страницы http://forum.anastasia.ru/topic_15311.html