О жизни в экопоселениях. Обзор очевидца
Архитектор и путешественница Ирина Билецкая провела 2 года в экологической деревне в Бразилии, где нет частной собственности, учителей и отходов.
Архитектор, экоактивистка и мама объездила мир от Киргизии до Перу. Она экспериментировала с образами жизни и исследовала возможности органической архитектуры. Последние два года Ирина провела в бразильском экопоселении, где окончательно убедилась, что экологическое мировоззрение – это не глиняный домик за городом, а любые повседневные решения: от покупки зубной пасты до общения с соседями.
– Давайте начнем с вашей истории. Как сформировался ваш интерес к экологическому строительству и устойчивому развитию?
– Я выросла в Киеве. Занималась альпинизмом, спелеологией, много времени проводила в горах. Затем я начала изучать архитектуру в строительном университете в Киеве. В качестве факультатива мы изучали органическую архитектуру.
Этот подход возник в начале ХХ века и связан с именем известного . В то время по всей Америке строили здания в колониальном стиле. Он задал вопрос: почему мы здесь, в прериях, строим такие же дома, как в Европе? Здесь другая история, другая земля, другой климат и люди. Архитектура должна это как-то выражать. И он стал основателем направления, которое внимательно относится к окружающей среде, к «духу места» (genius loci), к материалам – важно, чтобы они были локальными и работали «честно». Органическая архитектура рассматривает связь между потребностями человека и влиянием на здание окружающей среды: ландшафта, сторон света, климата, истории и культуры региона, материалов.
Этот подход стал для меня источником вдохновения. В обычной архитектурной практике пользуются, в основном, интеллектом. Инструменты органической архитектуры – это еще и интуиция, работа с чувствами, наблюдение природы и ее закономерностей. У меня возник интерес к натуральным строительным материалам и к энергоэффективности с простыми low-tech решениями.
Также я столкнулась с . Это такое поле знаний и практик, связанных с созданием подобий экосистем для человеческих потребностей. Пермакультура ставит вопросы о том, как сама природа решала бы задачи, сходные с нашими. Как с минимальными затратами энергии получить максимальный эффект? Как каждый ресурс можно много раз использовать? Как заботиться о планете и людях и распределять ресурсы справедливо?
Простой пример: . Обычно она просто утекает в канаву, еще и создает эрозию почв по дороге. В пермакультурном подходе мы ее собираем, используем для душа, из душа она идет в биологический фильтр и поливает растения в огороде, а по дороге еще может быть теплообменник, чтобы «забрать» у воды тепло и обогреть что-нибудь. В итоге мы использовали этот ресурс несколько раз, перед тем как вернуть его обратно в систему. Для введения в пермакультуру можно прочесть .
Еще я съездила в Индию и познакомилась с организацией , которая активно работает в области образования и локальной экономики. Там ко мне пришло понимание, что не только дома должны быть экологичными, а весь образ жизни должен быть более устойчивым и радостным.
– Повлияло ли увлечение экологическими тенденциями на ваше решение покинуть Украину?
– Несколько лет назад я познакомилась со своим бывшим мужем-бразильцем. Он на тот момент уже занимался пермакультурой и жил в Португалии, где эта среда очень развита. Мы вместе поехали на север Италии в – одну из самых давних экодеревень Европы. Там проходил курс под названием , посвященный экопоселениям, – очень советую его всем, кто хочет углубиться в эту тему.
Целый месяц мы там жили и изучали все сферы жизни: как они экологически выстраивают свою жизнедеятельность, создают локальную экономику, какова их социальная организация и мировоззрение. Открылась абсолютно новая история о том, что человеческое общество может быть устроено по-другому. Мы с Бруно поняли, что хотим жить в экопоселении. Поискали в интернете и поехали в , в Штат Баия. Оно находится возле океана в джунглях, вокруг – километры дикого пляжа. Там живет более 100 человек. Собственно, последние 2,5 года мы там и прожили.
Но у меня сложилось не совсем однозначное отношение к экопоселениям. Как образ жизни на данный момент это мне очень близко, но это не рай на земле, везде есть свои сложности.
– А почему вы поехали именно в Бразилию?
– У нас появился ребенок, и мы искали, где «осесть». В Украине Бруно было холодно, и мало кто говорил по-английски. В Португалии мне тоже не хотелось оставаться – там все очень «очеловечено», а мне нужна дикая природа. А в Бразилии как раз много дикой природы, хотя мировоззрение похоже на европейское из-за того, что они были колонизированы португальцами. Я много путешествовала, и Бразилия, помимо Украины – одна из немногих стран, куда меня тянет «забазироваться».
До этого я провела много времени в Крыму в маленькой татарской деревне Шанти Кемп. Там очень живая культурная среда, много музыки, йоги, осознанного питания, несколько пионеров экологического строительства.
– Это тоже экодеревня?
– Потенциально да. Возможно, это потенциально «».
Transition Towns – движение, которое исследует, как наилучшим образом двигаться в постнефтяную эпоху. Все построено на возрождении маленьких биорегиональных общин, где голос каждого слышен и не теряется в пирамидах власти. Местные связи восстановлены, возникает resilience, базовые потребности могут быть удовлетворены локально и энергетически эффективно. Участники этого движения говорят, что самый удобный для этого город – с населением в пять тысяч.
«Мы слетали на Луну и обратно, но не можем перейти через дорогу и узнать, как зовут соседа». Весь наш образ жизни возможен только благодаря наличию дешевой энергии – нефти. Нефть – это накопленная за миллионы лет энергия солнца, а мы ее сжигаем за чуть более чем 100 лет.
Дэвид Холмгрен, один из основателей концепта пермакультуры, в своей книге интересно описывал будущие сценарии развития общества в зависимости от пика нефти и глобального изменения климата. , что даже в теории не может продолжаться вечно.
– Есть ли в Украине другие экопоселения?
– В Украине и России самыми популярными, насколько я знаю, являются анастасиевские поселения, которые тоже относятся к категории экопоселений. Но то, что я видела в Украине, до полноценного экопоселения пока не дотягивает. Известное мне поселение называется «».
Меня удивило, что в Бразилии и Италии мне показывали перевод книжек «Анастасия» и спрашивали, читала ли я их. Нет, пока не читала. Многие люди вдохновлены, уезжают на свой гектар земли, создают пространство любви. Мне нравится это движение, но оно не совсем мне близко.
В то же время в Украине многие мои друзья хотят жить экологически или создавать гармоничные отношения между людьми. Я вижу, что потенциал для светстких экопоселений в Украине очень большой. Существует «универсальное» экопоселение в возле Киева. Там я еще не побывала.
– Чем экодеревня отличается от обычного села?
– стали распространяться в 60-е на волне хиппи. По сути это социальный, экономический и экологический эксперимент, который предлагает новую модель построения общества.
В мире есть экодеревни, которые существуют давно и успешно. Важно, что у каждой деревни есть фокус, некая специализация. Например, итальянский Даманхур, где мы жили с Бруно, имеет активную политическую позицию. Эта экодеревня вшита в ткань региона и трансформирует местные реалии в сторону экологичности и осознанности.
Экодеревня в Германии придерживается экологического фокуса. Их углеводный след – 30% от показателя среднестатистического немца. Притом что уровень жизни у них похож: интернет, холодильник, стиральная машина – все есть.
Экодеревня в Португалии занимается большим пермакультурным проектом. Они живут в засушливой зоне Португалии и создали цепь озер, которые собирают дождевую воду и напитывают почву вокруг. Теперь там оазис. Еще Тамера известна тем, что там свободная любовь, и они очень много работают над социальными проблемами.
Еще есть экодеревня в Шотландии, Ауровиль в Индии, «Кристальные воды» в Австралии, «Ферма» в США… Их достаточно много, и они служат примерами для многочисленных новообразовавшихся поселений. Интересно, что кризис в Европе подтолкнул целую волну молодежи возвращаться обратно к земле.
– Эти экопоселения в основном открыты или все же стараются держаться в стороне от развития цивилизации? Если какой-нибудь человек решит поселиться в экодеревне, каким мироощущением и подготовкой он должен обладать, чтобы чувствовать себя там комфортно?
– Они очень открыты. Одной из их задач является просвещение. приносит образовательная деятельность. Проводятся самые разные курсы: йога, альтернативная экономика, ненасильственная коммуникация, холистичный менеджмент, голодание, образование детей, свободные университеты.
Понятно, что в экопоселения не берут всех подряд. Зачастую там есть испытательный срок, чтобы ты мог понять, нужно ли тебе быть именно здесь, а экодеревня поняла, подходишь ли ты им. В Даманхуре это, по-моему, два года, в Бразилии – чуть меньше.
Важно самому найти свое место и племя. Это специфические места, где нужно быть готовым избавиться от своих установок насчет того, что такое хорошо и плохо, понимать и принимать новое, быть очень гибким. Но в целом экодеревни открыты и хотят делиться своими ценностями с окружающим миром. Лучший метод узнать об экодеревнях – приехать туда волонтером или на какой-нибудь курс.
Но есть и исключения. Например, Тамера, где практикуется свободная любовь, остерегается общественного давления и не сильно об этом распространяется. Даже в базовой книге с описанием Тамеры о свободной любви ничего не написано. Их можно понять: Португалия – католическая страна. Но в Тамере живут в основном немцы.
– Как вас приняли в бразильской деревне?
– Наше прошлое было очень располагающим. Я работала в экостроительстве. Бруно работал с пермакультурой. Мы потенциально подходили этому месту.
В то время там еще не было коммуны. Это место существует около 8 лет. Начиналось все с того, что несколько инвесторов купили много земли в джунглях и сделали ретрит-центр. Туда приезжали гости из Рио-де-Жанейро и Сан-Пауло, привозили разные практики и проходили ретриты. Постепенно они начали понимать, что им нравится этот образ жизни, и стали покупать землю и домики у организаторов ретрит-центра.
Коммуна, которая образовалось, начала действовать по образу «духовного коммунизма» – они так это называют. Прибыль ретрит-центра распределяется между сообществом. Независимо от того, уборщик ли ты в школе или главный управляющий, все получают одинаковую зарплату. И это ведет к тому, что каждый работает не ради зарплаты, а потому, что именно это – реализация твоих потенциалов. Сейчас ретрит-центр плавно переходит в коммунальную собственность.
Там очень много замечательных людей, которые занимаются интересными делами. Например, есть школа свободного активного образования. Там подготовлено пространство для детей разного возраста, но нет учителей или уроков. Дети в группах похожего возраста проводят время в пространстве, где есть книги, интернет, инструменты для творчества, кухня.
Импульс изучения чего-либо исходит от детей. Взрослые присутствуют в пространстве, но они не ведут уроков, а только помогают и разрешают конфликты. В то же время в школе бывает много интересных людей. Допустим, приезжает туда документалист из Нью-Йорка и проводит мастер-класс по режиссуре. Или кто-то строит экологический дом, и все, кто хочет, участвуют в строительстве. В школе верят, что образование эффективнее, когда импульс обучения исходит от самого ребенка.
Еще в деревне есть столярная мастерская, серфинг, йога, центр искусств, цех по пошиву одежды, пермакультурный центр, лаборатория по производству и веганский . Они очень много внимания уделяют питанию. На кухне этому тоже можно обучаться.
– А чем вы занимались в экодеревне?
– В основном материнством. Там довольно много молодых мам. Иногда в новолуние мы собирались в женский круг. Представь: теплая февральская ночь (там в это время лето), отлив, гигантский пляж, темнющая безлунная ночь с яркими звездами. На берегу костер, и двадцать женщин говорят о цикле, женственности, материнстве, намерении на следующий месяц, а еще поют и танцуют.
Еще в деревне я занималась архитектурой – делала проекты органической архитектуры для домов. Там, кроме прочего, строят из бамбука. С ним очень просто работать, он легкий и за три года вырастает до гигантских размеров. Также я экспериментировала с замкнутыми циклами, связывала дома с окружающей средой. Мусор – это энергия, которой пока что не нашли применения.
Допустим, у нас есть душ – дождевая вода подогревается солнечной батареей. Вся энергия в Пираканге – солнечная. И мы моемся в нем мылом, произведенным тут же в деревне барышней, которая занимается натуральной косметикой. И эта «серая» вода идет в посаженные бананы, которые ее фильтруют, так как поглощают много воды. По сути, мы даем бананам полезные вещества через естественную косметику и затем едим эти бананы.
Другой пример – туалеты. Можно сделать много грязной воды, смешанной с фекалиями, которую потом нужно вывозить и выливать в другом месте. Это не пермакультурный подход. Пермакультурный подход – сделать компостные туалеты со специальными камерами, где все смешивается с опилками и нагревается на солнце до 70 градусов, поэтому все патогены умирают. Эта смесь компостируется, и уже через три месяца ею можно удобрять фруктовые деревья.
– Как осуществляется управление экопоселениями?
– В каждой деревне свои подходы: от диктатур до 100% консенсуса. Есть также промежуточные стадии – например, когда есть авторитет в области архитектуры или финансов, и не обязательно всем быть согласными. Возможны разные варианты демократии: 50% плюс один голос, консенсус минус два голоса или консенсус минус 20% и т.д. То есть вариация схем принятия решений широка.
В Пираканге, которая изначально появилась как частный бизнес, а не экодеревня, была группа экономических и политических лидеров. То есть теоретически там консенсус, но когда все сидят в кругу, понятно, что чей-то голос важнее, чем чей-то другой. Есть несколько авторитетов, которые влияют на голоса всех остальных. И это неплохо, благодаря этому решения принимаются достаточно быстро. Тогда как при поиске консенсуса 100% принятие решений очень тяжелое. В то же время есть некая подмена понятий. Название одно, а по факту – другое.
В Даманхуре есть выборные органы управления, своя иерархия. Они живут в домах – коммунах по 12 человек. В каждой ячейке – консенсус и выборный представитель на следующий управленческий уровень. Даманхур начинался как экодеревня, где вся земля и имущество общественные, и каждый житель – акционер. И если кто-то уходит из деревни, ему община возвращает часть в деньгах.
В Тамере есть много наработок по поводу миротворчества и коллективной мудрости. Они исследуют, как принимать решения не только интеллектуально, но также включать интуицию, глубинное слушание друг друга, новые методы коммуникации.
– Но я правильно понимаю, что есть экодеревни, которые от денег отказались?
– Есть много деревень с альтернативной экономикой, где функционирует или «банк времени», или бартер, или альтернативные денежные единицы. В Даманхуре как раз свои деньги, которыми можно расплачиваться и в соседних деревнях.
Часто в обществе есть представление, что экодеревня – это сборище хиппи и дауншифтеров. На самом деле там живут серьезные прогрессивные люди. Финансовую систему Даманхура создал житель общины – профессор экономики из университета. Одна из самых успешных компаний по альтернативной энергии в Италии тоже там находится. То есть они однозначно не хиппи – это уже пост-хиппи, которые изменяют концепции и парадигмы мышления.
– В экопоселениях люди живут коммунами, семьями или поодиночке?
– Зависит от поселения. Во многих поселениях это частные семейные дома. В Тамере, где практикуют свободную любовь, сложно представить себе семью – они работают над тем, чтобы избавиться от привязанностей. В Даманхуре и Пираканге живут в больших домах-коммунах. То есть семья там есть, но она растворена в тесной взаимосвязи большей семьи – коммуны. В Даманхуре очень интересная брачная церемония. Они заключают ее только на год, и каждый год ее нужно обновлять. Потом смотрят, что сделали за этот год и хотят ли это продолжать. Личные взаимоотношения получаются более осознанными. Во время брачной церемонии муж и жена пишут в письме, что они хотят поменять внутри себя за будущий год, для того чтобы вместе духовно расти. Брак становится инструментом роста.
– А какой был распорядок дня в экодеревне?
– У меня в Пираканге была особенная жизнь, потому что я жила там с младенцем. Но возьмем среднестатистического молодого человека в возрасте 25 лет. Он просыпается в 6:00, берет доску и идет к океану посерфить до 7:30. В 8:00 он идет работать в ресторан, где помогает с завтраком и обедом. В 12:00 он съедает вкусный веганский обед в этом самом ресторане.
Вся коммуна ходит обедать в одно место. После этого они все вместе собираются на «церемонию» – это такая блиц-пятиминутка о том, кто и что сегодня должен сделать, какие последние новости. Дела практические и духовные тут не разъединены, все верят, что через нашу ежедневную деятельность мы добиваемся внутреннего духовного развития. Поэтому они обсуждают практические дела и сразу же медитируют. Потом каждый идет по своим делам.
Допустим, этот молодой человек до обеда работает на кухне, а после обеда – в пермакультурном центре, где сажает морковку из креольских семян. Здесь часто развито движение Seed Savers.
Seed Savers – это , которые говорят о том, что глобальные корпорации все семена хотят сделать генетически модифицированными или зависимыми от них. В экодеревнях есть банки семян, где они сохраняют семена в их чистой форме.
Допустим, наш молодой человек – еще и музыкант, и в 17:00 он встречается с группой из «Свободного университета» и принимает участие в музыкальной сессии – играет что-нибудь абстрактно-интуитивное.
Что мне нравится в экодеревнях, так это то, что их культура очень интуитивная и импровизационная. Там много контактной импровизации, много чего построено на наблюдении твоего внутреннего мира в данный момент. Вообще, люди меньше времени проводят возле компьютера и в интернете, потому что есть много других потрясающих дел.
Потом он идет перекусить что-нибудь с друзьями у себя дома. В 20:00 происходит длинная и вдумчивая встреча коммуны, где решаются общие вопросы. Потом – сладкий сон.
– А есть ли в экодеревнях такое понятие, как «заниматься искусством»?
– Зачастую в экодеревнях это что-то счастливое: спирали – энергии – свет. Что-то мистично-природно-духовное.
В Пираканге есть центр искусства, где шьют одежду, производят артбуки и хендмейд-изделия. В нашей деревне очень развита музыка. В Даманхуре – подземные храмовые комплексы с множеством витражей и росписей, скульптуры. Часто в деревнях развивается аматорское искусство. Они верят, что каждый – художник, и самовыражение в искусстве – всегда на благо. Соответственно, это порождает много аматорских предметов искусства, которые для знатоков и ценителей искусства часто выглядят наивно. Но процесс в целом очень живой и развивающий. А учитывая, что в экодеревнях живут люди со всего мира, культура перемешивается и расцветает.
– То есть состав общин деревень интернационален? Английский язык используется как язык для общения?
– Зачастую да. В нашей деревне общались на португальском, английском, испанском.
– А можно ли представить мусульманина в экодеревне?
– Можно, но ему там будет неуютно, когда он увидит на рассвете в океане голых барышень. Но я уверена, что есть и мусульманские экодеревни.
– То есть в деревнях отказ от благ цивилизации и технологий сейчас не обсуждается?
– Там, где я жила, был интернет и айподы. Уже приходят к тому, что не нужно отказываться от технологий, но нужно их использовать в созидательном ключе.
Например, в немецкой деревне Зибен Линден спахивают деревню лошадьми, а не трактором. Трактором быстрее и выгоднее, но это им не нужно. Лошадью здоровее, приятнее и лучше для почвы. Или архитектура: можно построить железобетонный дом, но экопоселенцам хочется дом из естественных материалов. У них есть время и внимание, чтобы создавать свое жилье осознанно.
Это постиндустриальное общество, где есть понимание, что индустрия не согласовывается с твоими ценностями. Ты не знаешь, откуда продукт пришел, как его произвели, как его транспортировали, как он будет на тебя влиять в процессе использования и что с ним произойдет после этого.
– А что вам все же не понравилось в бразильском поселении? Почему вы решили покинуть его?
– Там есть ряд деталей, которые мне не совсем близки. Через это сообщество они пытаются добиться единства и отказаться от излишнего индивидуализма. Они говорят, что все наши личные предпочтения и жесткие установки возводят границы между людьми. И чтобы добиться единства, нам нужно растворить наше эго, наши привычки и воспитание. Внутри себя я понимала, что это не то, чего мне хочется в данный момент.
К примеру, дети там, как по мне, совсем немного времени проводят с родителями. Когда Инти исполнился год, мне казалось, что его еще рано отправлять в школу даже на четыре часа. Я чувствовала, что хочу исследовать опыт материнства в другом контексте. Они же верят, что дети через нас пришли, но это не обязательно «наши» дети – это родительское эго хочет, чтобы дети были с нами.
Потом – вопрос семьи. В Пираканге все живут в домах-коммунах, очень много времени проводят в сообществе, и семейного дома там нет. Я понимаю, что это, возможно, моя установка из детства, что мне нужен дом, сад, две собаки и двое детей – такое клише. Но я чувствую, что для меня это сейчас актуально.
Но сам образ жизни – жить на природе с группой единомышленников из ста человек, практиковать осознанное питание – это, безусловно, мне очень близко.
– А что еще практикуется в экодеревнях из того, что может осудить традиционное общество, кроме свободной любви и альтернативных форм родительства? Употребляют ли там легкие наркотики?
– В нашей – нет. У нас все связано с внутренним развитием, чистотой, голоданием и медитацией. Они поняли, что изменять сознание извне им не нужно. Это не запрещено, но и не приветствуется, несмотря на то, что экодеревни часто связаны с традициями шаманизма. В нашей деревне в Бразилии раньше проводили церемонии с психоделическими растениями, но от этого теперь тоже отказались. Хотя в каких-то деревнях, я уверена, все свободнее, но в нашей все чисто. Даже кофе не пьют.
– Как соотносятся между собой понятия органической архитектуры и экостроительства?
– Органическая архитектура – понятие-зонтик, которое предполагает, что при проектировании ты связываешься с землей, с конкретным местом, где будет стоять дом, с его ландшафтом, светом, цветом, звуком, внешними влияниями. И связываешь это с внутренней жизнью человека, который будет его использовать. Вначале ты представляешь драматургию жизни внутри: где ты хочешь пить чай, куда ты будешь в это время смотреть, где будут в это время твои дети…
Круг вопросов экостроительства – какие материалы ты будешь использовать, как и кто это будет строить, будешь ли ты вовлекать свое сообщество. У нас в Украине есть несколько архитекторов и мастерских, которые этим занимаются.
У нас в университете был гостевой профессор из Швейцарии Луиджи Фьюмара. Он познакомил нашу среду с органической архитектурой, и позже родилось несколько мастерских, в том числе та, в которой я работала до бразильской истории. Есть форум «Людина і архітектура», где они общаются.
Что касается экостроительства, во многих странах оно развивается, и на государственном уровне были созданы новые нормы для этих материалов. Практически в каждой стране есть ассоциация экостроителей. У нас в Украине тоже есть ассоциация «Толока», где проходят курсы, вебинары, мастер-классы.
– Как опыт жизни в экодеревнях и опыт экостроительства интегрировать в обычную городскую жизнь?
– Прежде всего – понять, о чем ты мечтаешь, глубоко и искренне. Посмотреть, соответствует ли твоя ежедневная деятельность твоей мечте и ценностям. Твое время и энергия – самое дорогое, что есть. В какое русло ты их направляешь?
Остальное – практические следствия. Начиная с утра: ты проснулся и думаешь, чем чистил свои зубы. Ты понимаешь, что можно купить зубной порошок, изготовленный руками из экологических материалов. Ты понимаешь, куда ты отдаешь свои деньги, когда его покупаешь.
Или делаешь ремонт в квартире – и используешь экологическую штукатурку из глины. Можно сделать субботник с друзьями. Мебель изготавливаешь из местного дерева – можно, чтобы ее делал мастер своими руками, вместо того чтобы покупать в «Эпицентре», где все сделано из ДСП с формальдегидным клеем…
Ты думаешь о своей работе: приносит ли это пользу сообществу вокруг тебя, приносит ли это пользу тебе как личности, развиваешься ли ты духовно, что происходит с окружающей средой вследствие твоей деятельности? Как ты выстраиваешь связи с людьми? Как принимаешь решения в своей организации? Как решаешь конфликты?
У Романа Саблина есть отличная в городе.
– Что нужно, чтобы быть гражданином мира сегодня? Ощущаете ли вы себя им?
– Безусловно, ощущаю. Для меня это значит понимать свою неразрывную связь с планетой Земля как существом. Есть такая «», которая говорит о том, что планета Земля – это организм, и мы – его часть. Потому человечество, вырубая леса, по сути вырезает часть своего же легкого. Загрязняет воду – заражает кровь. Гражданин мира берет ответственность за себя в самом широком смысле. Поступает с любовью к миру.
Получается, если ты делаешь плохо планете, ты делаешь плохо себе. Если делаешь хорошо, ступаешь легко – получается ситуация win-win.
ivan-kulyasov
16 ноября 2014,
Отличное интервью!
Попробую прокомментировать новые для русскоязычных важные англоязычные понятия:
1. Transition Towns — Переходные города (устоявшийся перевод). Это движение возникло относительно недавно как движение горожан, не покидая городов, сделать жизнь экологичнее и человечнее. Далее, развиваясь, движение распространилось и в сельскую местность индустриально развитых стран, жизнь в которой была подобна городской наполнена всем набором антиэкологичных коммунальных услуг и другими негативными подобиями города. Поэтому, воспринимая сельскую местность как расползшийся город, экологисты в экодеревнях консолидировались с городскими экологистами. Однако движение экодеревень возникло на 40 лет раньше, поэтому Ирина скорее отвечает не на вопрос: Что такое экодеревни?, а на вопрос: Как в настоящее время экодеревни себя позиционируют в отношении обычных сельских населённых пунктов и небольших городков — сельских сообществ?
2. Resilience — широкое понятие, именно для социально-экологических систем возможен перевод как живучесть (неустоявшийся перевод). Выбран потому, что ранее русскоязычно упрочился в словосочетании «борьба за живучесть корабля», применяемом для социально-техногенной системы. Поэтому ещё можно перевести как жизнестойкость (свойство), жизненная сила (функция), возрождение (процесс). В отличие от понятия «устойчивое развитие», когда система в кризисе, связи функций разбалансированы и потом в результате целенаправленных усилий приобретает устойчивость, понятие живучести предполагает ситуацию, когда система подверглась катастрофическому, разрушительному по силу воздействию, часть функций исчезли, связи между оставшимися функциями практически отсутствуют, однако оставшаяся жизненная сила позволяет системе после прекращения воздействия возродиться и устойчиво развиваться. Более подробно обо всех аспектах см. Resilience
Источник: ,
0
0
