Этот материал размещён в газете "Родная газета". Вы можете оформить подписку на печатный вариант газеты. Подписаться…
Продолжение. Начало в газете «Родная газета» №» 12(50) 2013 г., 1(51) 2014 г. (издано в газете «Родовое поместье» 12(48) 2013 г., 1(49) 2014 г.).
Он шёл по улице к двухэтажному зданию Дворца культуры, шёл своей обычной стремительной походкой. Статный, русоволосый молодой парень. И то ли чёткими быстрыми движениями, то ли аккуратными прядями, похожими на оперение птиц, то ли прямым взглядом серых глаз напоминал человек этот ястреба. Но не безжалостного кровожадного хищника, а спокойного, благородного властелина русских степей. Та же бескрайняя ширь отражалась в его глазах.
Парень подошёл к каменному парадному крыльцу. По ступеням вбегали, входили, вползали люди. Человек с серыми глазами окинул взглядом лица и подумал: «Может, здесь, средь этих привидений я встречу её…». Он постоял недолго, вглядываясь в проходящих мимо девушек. Ни на одной не задержался взгляд его. Да и они в какой-то суете проносились, погружённые в заботы. Парень вслед за толпой вошёл в здание.
В большом просторном вестибюле сновали люди, рассредоточиваясь по разным уголкам поодиночке или группами. Многие сразу занимали места в зале, хотя до начала ещё оставалось время. Парень взглянул немного в сторону и…
Он увидел тихо сидящую напротив входа девушку. Точнее, первым сквозь неразбериху чужих лиц к нему метнулся её взгляд. Замёрзшее, спящее сердце его не стало биться чаще. Лишь в своём укромном, тайном уголке чуть ярче вспыхнула малютка-искорка. И вроде бы стало теплее. Парень этого не заметил. Но он почему-то всё смотрел в странно знакомые глаза девушки, сидящей отдельно от туда-сюда снующих, суетящихся людей. Она была окружена толпой, совсем не являясь частью её. Что-то невидимое ограждало, не позволяя слиться с окружающим, или, быть может, слишком резко выделяло девушку, как белую ворону из чёрной стаи. Глаза…
Парень не смотрел под ноги и споткнулся о небольшую ступеньку. Оторвав от девушки свой взгляд, он позволил потоку людей втолкнуть себя в зрительный зал. Человек подумал: «Какая странная девушка. И какие хорошие её глаза. Добрые. Только немного грустные и…» – он не дослушал собственную мысль, боясь впустить в себя последнее слово. Но всё же прозвучало оно, заставив вздрогнуть далёкую маленькую звёздочку: «…родные».
Человек с серыми глазами пробирался меж рядами кресел. Он не услышал, не принял последнее слово, но взгляд этой девушки взволновал его. Заняв своё место, парень стал отыскивать её в зале.
Она вошла и села между двумя женщинами. Они оживлённо разговаривали, но девушка в их болтовню не вступала. Что-то она, наверное, знала такое, что отдаляло её от других, не давая ночами спокойно спать, делало глаза её грустными, но способными вот так прорываться сквозь толпу. Парень в этом себе не признался, но он узнал в девушке себя.
Они посмотрели друг на друга. Снова метнулись два взгляда, два тихих голоса сквозь кутерьму чужих лиц и звуков, через время и пространство. Может быть, оба не знали, о чём говорили меж собой их сердца. Только неслышный этот диалог всё продолжался. Парень смотрел на девушку и не мог понять, что с ним, и почему не так интересны стали для него любимые песни бардов. Не мог или не хотел… Он не знал, о чём говорили друг с другом взгляды их. Но знала бездонная высь чистой хрустальной сини. Она слышала и едва заметно вздрагивала при каждом слове, каждом звуке двух песен, разрывающих пространство и время своей отчаянной красотой:
– Отзовись, отзовись, молю, заклинаю! Родной мой, хороший, я здесь, я живая…
И на мольбу её молитвенный ответ звучал:
– Помоги! Только ты это сможешь сделать. Лишь ты... Обогрей... Без тепла замерзаю тихо. Лишь ты… Ты одна… Без тебя умираю тихо. Лишь ты… Без тебя, без тепла, так устал верить… Лишь ты… Помоги!
Не заметила девушка, спрятавшись за плечо знакомой, как прошептало что-то внутри неё, и слова понеслись к человеку со взглядом бездомного пса:
– Моя любовь, моя судьба, совсем один ты в этом мире. Я, как и ты, совсем одна в своей заброшенной квартире. Споткнулся? Вот моя рука. Я помогу тебе подняться. Воскреснем оба на века и над бедой начнём смеяться!
Так и переглядывались они ещё некоторое время. Затем вышла на сцену одна из спутниц девушки. Она представилась её мамой. Высокая, темноволосая женщина читала с выражением стихи дочери. А сама девушка ненавидела выходить перед людьми, очень неуютно ей было стоять под всеми этими пристальными, изучающими её взглядами. И старалась она смешаться с толпой, раствориться в ней.
Но в этот раз спрятаться не удалось. Пришедшие сюда все более-менее друг друга знали. Девушка же была новичком в их среде. И всех интересовало, кто она.
Человек с серым взглядом тоже не раз задавал себе этот вопрос. И когда вышла мама девушки, когда рассказала немного о своей дочери, прочла её стихи, он твёрдо решил подойти к ним, правда ещё не знал, как это случится. Но время ему помогло.
* * *
Девушка сидела, съёжившись под сотней любопытных взглядов, сверлящих её со всех сторон. Ох уж ей эти стихи, эти толпы… Мама уже спустилась в зал и направлялась к своему месту. Но девушка смотрела в сторону, туда, где человек с серыми глазами, на минуту задумавшись, отвлёкся от неё. Она думала: «Что ж. Теперь ты знаешь, кто я. И если смотрел ради интереса, то отвернёшься, перестанешь мучать меня. А я не буду больше придумывать сказок…»
Он взглянул вновь на девушку, резко осадив на полном скаку её мысли. Она отвернулась так стремительно, что локон хлестнул ей щеку. Этот взгляд напугал и обрадовал её. В нём девушка не увидела ни тени зависти, любопытства, жалости – всего того, что было на лицах остальных. С какой-то радостной досадой она чуть не проговорила вслух: «Ты… Я думала, ты, как все... Сколько простого, человеческого в глазах твоих. Так хочу, чтобы взгляд этот был счастливым! Но в нём много боли, страданий, слишком много… Мы с тобой, знаешь, похожи очень... Ну вот! Хотела забыть. Да только моя сказка и не думает заканчиваться. Пока что-нибудь не разуверит меня в ней, так и придётся помнить тебя. Вот радости-то!»
В этих мыслях не было совершенно никакой злобы. Была радость. Её-то девушка и боялась. Боялась, как забитая псина, от протянутой руки ждущая лишь удара. Слишком много девушку жестоко обманывали её же сказки. Она привыкла к этому. И каждый раз, перед кем-то открывая святая святых своего сердца и души, уже смиренно ждала очередного плевка. Не так обидно предательство, если заранее быть к нему готовым. Но зачем раскрывать сердце снова и снова для плевка? Глупо... Может быть. Но если кто-то единственный на всём белом свете, только он один, увидит то, что никто другой никогда не заметит? Придёт человек этот, в двери постучится, а его посчитают вандалом и не откроют, как сотням до него... Вот почему девушка добровольно терпела непонимающие плевки невежд.
Человек с бездомным взглядом вёл себя странно. Его глазам так хотелось поверить... Поверить, что всё закончилось, пришёл тот, кто понимает и не надо больше готовиться к боли. Но оказаться уязвимой нельзя... Вдруг эта выдумка погубит её? «Ну и пусть! Я больше так не могу! Поверю, поверю до конца, раскроюсь вся, а дальше будь, что будет... Мне надоело отовсюду ждать обмана. И если в этот раз опять разобьётся красивая сказка, пусть окажусь к удару не готова, пусть сердце станет каменным моё, и никому его я больше не открою. Зачем? Зачем мне те, другие? Ведь я нашла его, средь призраков живого отыскала. Не нужно больше по ночам в окно рыдать беззвучно. Ведь вот он, есть он где-то рядом, пусть мы не знакомы. Но, всё же двое нас теперь, похожих, в мире», - думая об этом, девушка постепенно успокоилась, и теперь смело, чутко ловила серый взгляд. Она не улыбалась парню, не кокетничала, просто смотрела в глаза ему внимательно и по-детски открыто.
– Я здесь… - шептали тихонько её губы. – Подойди, если хочешь.
Парень словно что-то понял. Он стал задумчивым и уже не так упорно высматривал в скоплении чужих лиц одно, будто давным-давно ему знакомое. Было видно, его что-то волновало.
Первая часть собрания закончилась, наступил перерыв. И, как обычно в таких случаях бывает, вся публика из зала в едином порыве устремилась к манящим вкусными запахами прилавкам.
Девушка сидела у одного такого, доедая что-то. Мама стояла рядом, перебрасываясь с дочерью ленивыми фразами, но вдруг... Она узнала бы его из миллиона... Сквозь толпу прямо к девушке, смотря на неё в упор, стремительной ястребиной походкой шёл человек с серыми глазами.
Вопросы, сотни их и тысячи, все разом хлынули в её голову. Девушка замерла на секунду, даже дышать перестала от изумления. Потом всё ж нашла в себе силы и отвернулась, стараясь сделать вид, что ничего не происходит.
Он подошёл, и, бросив на девушку странный короткий взгляд, заговорил с мамой. Обычная, казалось бы, картина. Девушка привыкла к тому, что её жизнью и стихами интересуются. Мама в целях рекламы устраивала некоторым нечто вроде экскурсий. Часто люди знакомились с девушкой, в гости приходили... Но никто не понимал, о чём кричат эти стихи, о чём говорит она сама. Поудивляются, повосхищаются, позавидуют, говоря: «Я бы так не смог». Потом они уходили, в лучшем случае оставались хорошими знакомыми или спонсорами. А девушка опять видела вокруг себя лишь пустоту и мрак безмолвия. Уходили, оставляя сердце настежь. Она к этому привыкла...
Но сейчас девушка обо всём, что раньше было, позабыла совсем. Она сидела, словно вдавившись в кресло, уставившись в пол, стараясь из последних сил не поднимать глаз. Иначе даже прохожий заметил бы этот отчаянно кричащий взгляд. Мысли все куда-то провалились. Собственно, они сейчас были бесполезны. Происходящее не поддавалось рациональной оценке. Вообще, всё в девушке перепуталось. Или, может, встало по местам своим...
Он стоял совсем рядом, человек с серым взглядом бездомной дворняги. В парне ощущалась большая сила. Не в мускулах виднелась она, а в чём-то таком, что не опишешь. Но эта сила ему мешала. Так огромные крылья, незаменимые в небе, на земле делают альбатроса смешным и неуклюжим. Так в обществе голубей орёл нелепым кажется, но голубем ему не стать...
Девушке всё это было знакомо до боли, понятно. Ведь она тоже не находила места для себя среди других людей. «Белая ворона» – есть такое выражение... И казалось девушке бессмысленным её существование. Одиночество предрекала она себе.
Но вот перед ней стоял такой же несчастный. Он прорвался сквозь мрак и холод, он нашёл её, узнал среди толпы, или она – его. Важно другое. Их теперь стало двое в мире. Два одиночества исчезли, сложив счастливую вечность.
Парень говорил с её мамой недолго. Выслушав монолог о стихах и победах в различных конкурсах, о возможности приобрести сборники стихов, некоторые реплики на отвлечённые темы, он сдержанно рассказал о себе. Было шумно, и девушка не могла расслышать многих слов, фразы долетали обрывками. Но одна пронеслась над толпой, и, хотя человек говорил спокойно и грустно, эти слова сумели перекричать сотни голосов:
– Моё детство прошло на редкость счастливо. Мало у кого такое было. Но юность... Врагу не пожелаешь.
В этих словах звучали боль и отчаяние. Девушка вздрогнула, вскинула голову, человек замолчал. Он не смотрел ни на кого, рассматривая с минуту пол под ногами. На то, что кто-то поймёт, услышит его крик, парень потерял почти надежду. Добавлять к сказанному ничего не хотелось. Да и незачем было это делать.
В одно мгновенье девушка вдруг осознала весь смысл короткой фразы. И всколыхнулось что-то в груди у неё, горячее, яркое. Ей стало понятно: этот человек, как и она, в детстве жил лишь своим внутренним миром, в нём был счастлив. Но потом пришлось ему оглянуться вокруг. И что же рядом, кто? Вокруг была пустота... он заблудился в ней, запутался, как в паутине. Мрак застилал глаза, холод опутал сердце. В промёрзшей тьме, один, брёл человек наугад, приближаясь к пропасти. Некому было разогнать мглу, разбить стужу ярким лучом рассветным, осветить всё вокруг. Некому было подать руку и подхватить его в последний миг на краю бездны, удержать от гибели.
Девушка отошла к прилавку с сувенирами. Они её интересовали мало. Просто девушка разволновалась. И если б не толпа, суета, о, как много сказала бы она человеку с серыми глазами... Она прошлась немного, потом вернулась обратно с безразличным видом.
Парень взял у мамы девушки их домашний номер телефона и ушёл. Перерыв заканчивался.
Девушка не смотрела вслед человеку и вообще никуда не смотрела. Всё, что было потом, она видела и слышала, словно во сне или в бреду.
Барды пели со сцены. А душа её все рвалась к грустному человеку с серым взглядом... Она очнулась, когда шумная публика, полная впечатлений, уже покидала зал. Среди толпы девушка искала глазами лишь одного. Она хотела поговорить с ним, рассказать всё-всё. Он вышел в вестибюль. Девушка успела бы догнать этого человека, но мама разговорилась с каким-то мужчиной и задержала её. Беспомощно тайком оглядываясь на выход в вестибюль, девушка вежливо выслушивала его похвалы и любезности. Мужчина был улыбчивый и добрый. Не хотелось его обижать невниманием. А человека с серыми глазами уже было не догнать...
Наконец выбравшись на улицу, девушка напала на маму с вопросами: «Кто этот парень? Что он хотел?» – и другими подобными. Женщина среди прочего назвала дочери имя человека, подходившего к ним в перерыве.
Девушка шла по оживлённой улице и думала: «Как всё странно сегодня. И небо, и облака, и чувства мои, и это имя... Простое, хорошее. Странно...». Она шла и удивлялась с виду обычным облакам.
Дома закрутилась снова круговерть дел. Начались школьные будни. Уроки, подруги, любимые книги по ночам при свете настольной лампы и долгие бессонные беседы с непроглядной высью мерцающих звёзд. Из этого состояла вся жизнь девушки, этим не удавалось заполнить пустоту. Чего-то не хватало. Или кого-то...